— Я собирался сделать заказ и хотел спросить… — начал он и остановился на полуслове.
Хейзл нахмурилась.
— В чем дело?
— Ваши волосы…
Она слегка приподняла золотистую прядь и недоверчиво взглянула на нее.
— С ними что-то не так?
— Вы их распустили, — прошептал Барт, чувствуя, что его голос слегка дрогнул.
Можно подумать, ты впервые в жизни видишь женщину с распущенными волосами! одернул себя он. Но лицо Хейзл совершенно преобразилось — его выражение стало гораздо мягче, а глаза сияли изумрудно-золотистым блеском.
Она принялась машинально накручивать волосы на палец.
— Вообще-то я собиралась их снова уложить.
— Не надо! — с горячностью воскликнул Барт.
— Почему? — изумленно спросила Хейзл.
— Вам гораздо больше идет такая прическа.
— Ну, хорошо. — Она натянуто улыбнулась и заглянула в меню, но внимание ее тут же привлекли расстегнутые верхние пуговицы на рубашке Барта. Капельки воды еще поблескивали на его влажной коже, и Хейзл, с трудом заставив себя отвести от них взгляд, пробормотала: — Вообще-то меня устраивает почти все. Вы не могли бы сами заказать что-нибудь для меня?
Если бы какая-нибудь другая женщина задала этот вопрос, Барт отнесся бы к нему с чуть презрительным снисхождением. Это звучало слишком уж по-детски. И потом, когда женщины произносят нечто подобное с нарочито растерянной улыбкой, это значит, что они вас хотят. Но Хейзл не улыбалась. Потому что знает об этом или потому что она и в самом деле его не хочет?
— Хорошо, я об этом позабочусь, — сухо ответил он, надеясь, что поездка в китайский ресторан отвлечет его от опасных мыслей.
Когда он вернулся, нагруженный коробками, Хейзл была в гостиной. Она разожгла камин и принялась раскладывать еду по тарелкам. Барт разочарованно отметил, что ее волосы снова уложены в тугой узел, и это придает ей привычный сдержанный и отстраненный вид.
— Не возражаете, если мы поужинаем здесь? — спросила она. — В столовой немного холодно, да и обстановка там слишком официальная. Мне кажется, лучше не устраивать там ничего до приезда вашей мамы.
— Вы просто читаете мои мысли. Мне тоже больше нравится эта комната.
— Просто я устала, — мягко улыбнулась Хейзл, — и мне лень нести все это туда!
— Мне тоже.
Барт уселся напротив нее за низкий столик, на котором стояли тарелки и зажженные свечи. Их мерцающий свет, сочетаясь с отблесками пламени камина, придавал обстановке некую интимность, и он почувствовал, как его желание вспыхнуло с новой силой.
Они ели цыпленка с рисом и овощами, запивая еду прохладным вином. Потом Хейзл отщипнула веточку винограда. Даже не глядя на Барта, она чувствовала, что он постоянно смотрит на нее. И это ей нравилось!
Она осознавала, что начинает чувствовать к нему влечение, и это ее пугало, особенно если учесть обстоятельства, благодаря которым она оказалась здесь. Барт, по его собственным словам, решил доказать, что он славный парень, и, подумать только, это ему удалось!
Ах, черт возьми, с отчаянием подумала Хейзл, почему жизнь так чертовски сложна?
Барт выпил немного больше, чем обычно, в надежде, что это поможет ему спокойно заснуть, и отметил, что Хейзл почти не отстает от него.
— Принести еще бутылку? — предложил он.
Она, помедлив с ответом, покачала головой.
— Не стоит. Я не хочу знакомиться с вашей матушкой, страдая от похмелья.
Но это не было главной причиной ее отказа. Хейзл чувствовала, что уже сильно захмелела, и понимала, что если выпьет еще, то потеряет контроль над собой и сама не заметит, как окажется в объятиях Барта!
Она наблюдала, как он ест виноград. Даже в этом было нечто чувственное. Длинные пальцы снимали сочные ягоды с черенков и отправляли их в рот, а потом чувственные губы сжимались. Как ему удалось до такой степени заворожить ее?
Хейзл выпрямилась в кресле. Что бы ты делала, если бы не считала Барта самым привлекательным мужчиной на свете? — спросила она себя и тут же ответила: разговаривала бы с ним!
Она откашлялась, словно готовясь произнести тост.
— Почему вы решили стать литературным агентом?
Барт слегка улыбнулся, немедленно разгадав причину такой неожиданной заинтересованности.
— Потому что мне нравится читать и издавать книги, — ответил он.
— Но тогда почему…
— Почему я сам не стал писателем? — Он с трудом удержался от того, чтобы не бросить в нее виноградиной, и положил ягоду в рот. — На самом деле я им был и даже написал шесть романов.
— Шесть?! — изумленно переспросила Хейзл. — И они были опубликованы?
— Представьте себе, да. Все шесть. Правда, они не заслуживали тех похвал, которыми их осыпали в прессе.
— Но… что же было дальше? Они плохо раскупались?
— Ничего подобного. Многие захотели купить мои книги, и некоторые это сделали. Но я вовремя понял, что эти романы не так уж хороши, и вместо того, чтобы всю оставшуюся жизнь заниматься тем, в чем не могу подняться выше среднего уровня, решил найти себе другое занятие. Так я стал добиваться славы для тех писателей, в чей талант верил, и на этом поприще добился большого успеха, могу сказать без ложной скромности.
Хейзл вспомнила о груде рукописей в его кабинете. Сколько же времени уходит на то, чтобы все это прочесть!
— Должно быть, это нелегкая работа?
— Мне нравится, — пожал плечами Барт.
— И вы все время… один? — неожиданно для самой себя спросила она.
— Да, по большей части. — Он начал складывать пустые тарелки на поднос. — Меня такая жизнь вполне устраивает.
— А вы никогда не хотели… — она замялась, — иметь детей?
Барт насмешливо прищурился.
— Это вопрос или предложение?
Хейзл вскочила и бросилась вон из комнаты. Он печально вздохнул.
В середине следующего дня снаружи послышался шум подъезжающего автомобиля и хруст гравия. Затем такси круто развернулось напротив входа.
Стоя у окна, Хейзл наблюдала, как Барт подошел к машине. Колеса описали резкий полукруг, и автомобиль остановился буквально в двух дюймах от него. С чего это, интересно, водитель решил продемонстрировать такую лихость? — удивилась она.
— Вы всегда тормозите на полной скорости? — осведомился Барт, склоняясь к окошку шофера.
— Это не моя вина, — отвечал тот, красноречиво кивнув в сторону заднего сиденья.
— Я попросила его об этом, — послышался звонкий женский голос, — и обещала, что заплачу чаевые только в том случае, если увижу твою раздраженную физиономию, братец!
