– Примите мои поздравления, мисс Дженни! – Глен Харни протянул руку, которую пришлось пожать, и ей показалось, будто он полунасмешливо поклонился.
Она подняла глаза и встретила его взгляд. Но в его темно-голубых глазах не было и намека на насмешку. На какое-то мгновение Дженни показалось, будто в них читались все те чувства к ней, которые она сочла плодом своего воображения. Она быстро опустила взор. Нет, больше она не поддастся на изысканные манеры и нежные взгляды этого ничтожества! Их отношения с Джоном зашли слишком далеко, чтобы волноваться из-за презренного Глена Харни! Он этого не достоин!
Помня, что у Эдриэна очень мало времени, они быстро покончили с аперитивом. Ровно в восемь все вошли в огромный зал и уселись за большой круглый стол, стоящий в глубоком эркере, из которого открывался великолепный вид на лесистые горы и бухты. Клэр была потрясена, сколько труда потратила администрация на украшение стола. Повсюду белые цветы, перевязанные серебристыми лентами, в белых корзинах, а перед местами молодых веточками аспарагуса была выложена надпись «Поздравляем жениха и невесту».
– Я предупреждала, что не следовало говорить им о помолвке, – с упреком шепнула Дженни сестре.
– Они немного поторопились, не так ли? – заметил Жак, а Дженни, не в силах больше сохранять безразличие, густо покраснела. Джон, в полном восторге от увиденного, обнял ее и, засмеявшись, поцеловал в лоб.
Вечеринка шла своим чередом. Если Дженни пребывала в не подобающем случаю настроении, этого никто не заметил.
В десять часов Эдриэн был увезен на такси домой верной сестрой Терезой. Клэр предложила перейти на балкон, выходящий в сад, освещенный фонариками. Вдали простиралось волшебное пространство ночного темного моря и блестящего белого пляжа. Из танцевального зала доносилась приятная приглушенная музыка. В конце концов Джон и Дженни пошли танцевать. Вскоре за ними последовали и Клэр с Гленом. Дженни старалась не смотреть на них, а получать удовольствие от танца с Джоном. Он был умелым партнером, обладал замечательным чувством ритма, и Дженни полностью отдалась танцу. Но в глубине души ее терзал вопрос: как поступить, если ее пригласит танцевать Глен? И это довело ее почти до паники. Она изо всех сил отворачивалась от него, твердо решив оставаться невозмутимой при любых обстоятельствах.
Вскоре они вернулись на балкон, где их ждал кофе с ликером, и наступил момент, которого она так боялась. Глен, приведя Клэр из танцевального зала, повернулся к Дженни и как бы невзначай спросил:
– Не отдадите ли этот танец мне, мисс Роумейн?
«Нет, мне совсем не хочется танцевать!» – хотелось крикнуть ей. Но Глен не заслуживает, чтобы устраивать ему сцены. Поэтому она, заставив себя принять предложенную руку, пошла с ним.
Оркестр играл навевающий мечты вальс. Они не разговаривали, медленно кружась по залу, Дженни не осмеливалась смотреть на Глена, сбиваясь с такта от прикосновения его холодных крепких пальцев. Она чувствовала его каждым нервом своего тела. От его прикосновений у нее закружилась голова, она растерялась и смутилась. Когда Глен заговорил, она ощутила облегчение, хотя разговор с ним – это последнее, чего ей хотелось.
– Я знаю, с тех пор, как приехал ваш жених, вы очень заняты, Дженни, но от меня не ускользнуло ваше довольно странное отношение ко мне, – произнес он. – За последнюю пару недель мы не сказали друг другу ни слова. Даже когда я приходил в мастерскую к вашему отцу. Мне бы хотелось знать, что случилось? Может быть, я ненароком чем-нибудь обидел вас?
Ненароком! В его голосе звучало столько сожаления… почти упрека. Если бы она могла справиться с нахлынувшей на нее бурей негодования и пренебрежительно ответить на этот вопрос! Кое-что действительно случилось!
– Случилось! – выпалила она. – Конечно, ничего особенного… просто я обнаружила, что вы способны на мошенничество, и меня тошнит от вашего поступка! – Она подалась назад и сверкающими глазами посмотрела ему в лицо. – Когда мы впервые увиделись на пристани, почему вы сделали вид, будто не знаете, что я дочь Эдриэна Роумейна?
– Ах, вот оно что! – Она услышала его резкий вздох.
– Да, вот! – мрачно подтвердила она. – В тот вечер, когда ваши операторы прибыли на остров, я ждала в холле «Славонии» моего жениха. Так получилось, что они сели рядом со мной и стали обсуждать ваш успех. Они восхищались, как вы провели девицу Роумейн и сделали так, что она сама пригласила вас на виллу и познакомила с отцом, историком, специализирующимся по Балканским странам! Как заманили его в ловушку, скрыв от него, что вы вездесущий телевизионщик! Как, в конце концов, мой отец согласился принять вашу помощь в организации съемок серии передач о его картине. Вы, конечно, не могли не похвастаться этим…
Она почувствовала, как его пальцы крепко сжали ее руку.
– Дело было не совсем так, Дженни! В то утро на набережной я не был до конца уверен, кто вы такая. Я видел в газете вашу фотографию с отцом на открытии какой-то выставки. Но потом, в тот памятный вечер в Урбино, вы назвали мне свое имя…
– И тогда вы начали осуществлять ваш план, – с горечью произнесла Дженни.
– Напротив, я понял, что мне остается только одно: зарубить проект, связанный с Эдриэном Роумейном. – Помолчав немного, он тихо добавил: – Вероятно, оттого, что наши отношения приняли слишком личный характер.
Дженни подняла на него взгляд, и, когда она увидела в его глазах боль, ее гнев вдруг прошел, сменившись глубокой печалью. «Вы не должны влюбляться в меня, Дженни. У нас ничего не выйдет», – сказал он ей в тот вечер у ворот виллы… И она, словно заколдованная какой-то таинственной силой, подчинилась.
– Вы ведь предупреждали меня, – уступила она и слегка прижалась к нему. Он обнял ее, и мгновение оба молчали. Ее охватило чувство душевного спокойствия. – Если бы только вы были честны со мной, – тихим, дрожащим голосом произнесла она.
– Вероятно, я был бы честным, но вы пригласили меня на виллу, сказав, что ваш отец хочет познакомиться со мной. Такое искушение я побороть не мог и решил молчать.
– Значит, это не вы хвастались вашим операторам, что «сделали» девчонку Роумейн и были приняты в мастерской великого художника, его святая святых! – Гнев разгорался с новой силой, но в глубине души теплилось чувство, что Глен не способен на вероломство, в котором она его обвиняет. И что он любит ее!
Она закрыла глаза и услышала его слова:
– Ах, Дженни, дорогая Дженни! Как мне заставить вас поверить, что я никогда не говорил о вас с моими ребятами так, как вы себе это представляете? Я лишь вкратце обрисовал детали моей встречи с вами и последовавшего за этим приглашения познакомиться с вашим отцом. Как я мог пасть так низко, испытывая к вам столь сильные чувства? – Последние слова были произнесены очень тихо, но она их услышала. И здесь, при ярком свете танцевального зала, правда его сердца встретилась с правдой ее сердца. Странная, нелогичная правда, не имеющая никакого отношения к его предательскому молчанию, сокрытию своей настоящей работы и в конечном счете завоеванию Эдриэна Роумейна. Телевизионный шпионаж! Ведь только так можно назвать его поведение, и она никогда не должна забывать об этом.
