Поскольку снимать меня должны были с дальнего расстояния, решили обойтись без особого грима. Но даже тот, который на меня наложили, произвел поразительное воздействие — я до ужаса стала напоминать Сильвию Сильвестр. В присутствии Тани, будь она здесь, я бы не смогла удержаться от смеха и сказала бы, что я настолько перевоплотилась в Сильвию, что сейчас продемонстрирую и ее темперамент. Но сейчас рядом со мной была только мисс Трипп, которая хлопотливо, то поправляла узенький кружевной воротник, то перекладывала пряди волос, то, отступая назад, окидывала меня восторженным взглядом.
— Отлично! — подытожила она. — Не так ли? Не сомневаюсь, даже мистер Пембертои не сможет вас различить.
— Вот уж не знаю, — засмеялась я. — Думаю, что ему-то это под силу.
Мисс Трипп многозначительно подмигнула мне и сказала, что никогда не ошибалась, считая меня исключительно проницательной молодой женщиной.
Будь у меня время или желание, я бы могла сказать ей, что все в Дервент-Лэнгли заслуживают такой оценки, поскольку ни для кого не был секретом интерес, который мистер Пембертон проявлял к мисс Сильвестр. Но у меня не было ни времени, ни охоты сплетничать. Мистер Пембертон велел мне быть на съемочной площадке ровно к четырем. А его слова не подвергались сомнению.
Дверь в дальнем конце костюмерной вела мимо хозяйства операторов прямо на площадку. Когда я открыла ее и вышла на свет, то словно шагнула сквозь зеркало. Ибо навстречу по ступенькам поднималась моя копия. Мадам была облачена точно в такой же костюм, что и на мне, — вплоть до каждой складочки, каждого завитка.
Растерявшись и занервничав, я не нашла ничего лучшего, чем по-дурацки брякнуть:
— Вот это да!
Мисс Сильвестр смерила меня холодным взглядом.
— Режиссер ждет вас, — бросила она и прошла мимо меня в помещение.
Рабочий, который держал под уздцы гнедую кобылу, заверил, что я появилась точно вовремя, однако босс предпочитает, чтобы все занятые в съемках были на месте за пять минут до срока. Только что был отснят крупный план, как мисс Сильвестр садится на лошадь, но у нее это получилось не очень убедительно.
— А если она не в духе, — мрачно пошутил рабочий, — то головы так и летят. И попомните мои слова, так оно и будет!
И словно в этот день я была способна отпускать только неуместные реплики, ответила:
— Надеюсь, что моя голова не пострадает.
Садясь в седло, я бросила взгляд на мистера Пембертона, который был в привычной одежде, состоящей из полосатой рубашки и джинсов; он показывал рукой оператором, чтобы те в отдалении заняли правильную позицию. Посмотрела я и на маму, что-то увлеченно рассказывающую миссис Меллор — та, специально приглашенная на съемку, нарядилась в ту же неизменную шляпку с моих крестин; рядом с ними стоял какой-то высокий мужчина, возможно и Робби.
В этом эпизоде мне предстояло сидеть в седле боком, что в моем пышном платье было не особенно удобно. К счастью, под ним не было корсета из китового уса, а то бы гнедая стала нервничать и плясать на месте. Когда вы растете рядом с лошадьми и проводите с ними много времени, то безошибочно чувствуется их настроение. И, едва только устроившись в седле, я почувствовала, что лошадь явно не в себе.
Ожидая, пока мистер Пембертон подойдет ко мне и объяснит порядок действий, я погладила лошадь по гладкой шелковистой шее и прошептала ей на ухо несколько ободряющих слов. Но, тем не менее я видела, как она напряжена и как подрагивают ее упругие мышцы.
Скорее всего, и она чувствовала, как я нервничаю. Не из-за предстоящей скачки, поскольку я знала, что даже в этом идиотском костюме справлюсь с задачей. Но меня смутила вся эта странная обстановка съемок — объективы камер и раструбы микрофонов нацелились на меня как дула пулеметов, вокруг сновали техники и бутафоры, безостановочно бегали девочки-гримерши, на меня оценивающе смотрела толпа каких-то людей.
Кроме того, на солнце было жарко. У меня вспотели ладони и пересохло в горле. Гнедой тоже было как-то не по себе. Она то и дело мотала головой, и я не могла понять причину — то ли из-за донимавших ее оводов, то ли она тоже волновалась. Затем одна из ассистенток режиссера обратила внимание, что отворот моей перчатки загнулся внутрь — наверно, когда я гладила лошадь, — и, когда его поправили, мистер Пембертон резко, словно я была школьницей, приказал: «А теперь сидите и не шевелитесь!»
Через три минуты он подошел и остановился рядом со мной с деловым выражением лица; в руке у него был сценарий.
— Все хорошо? Вам удобно? С лошадью все в порядке? Вы не нервничаете? — зачастил он, не давая даже малейшей возможности ответить хоть на один из этих вопросов.
— Замечательно выглядите! — наконец сказал он, словно это зависело только от меня. — Теперь вот что вам предстоит сделать. Подведите лошадь к тому месту, где стоит человек с белым флагом. Оттуда — рысью до человека с красным флагом. И тут пускайте ее в галоп. Летите на полном скаку до зеленого флага. Это все. Больше ничего, понимаете? Две минуты — и все будет кончено.
Конечно, мистер Пембертон не мог знать, насколько точно он обрисовал ситуацию. Две минуты — и все будет кончено. Во время скачки по указанному маршруту мне предстояло находиться в двадцати футах от камер не более сорока секунд. Затем я исчезала среди деревьев у Тропы мисс Миранды.
— Очень хорошо, — сказал мистер Пембертон. — Прошу всех — внимание!
Я услышала треск хлопушки с номером дубля.
— Действуйте, мисс Воген! — обратился ко мне режиссер.
Работник, державший кобылу, дружески шлепнул ее по крупу, а я легонько тронула поводья и взяла лошадь в шенкеля. Поравнявшись с белым флагом, я натянула поводья и послала ее рысью.
Краем глаза я заметила, как мимо промелькнули зеленые кроны деревьев и заросшая лужайка. Дувший в лицо тугой ветер взъерошил локоны парика, которые легли мне на щеки.
Мистер Пембертон выкрикнул какое-то указание операторам, и сквозь ровный стук копыт я услышала, как мягко застрекотала камера. Наконец мы с лошадью поняли друг друга. Ритмично приподнимаясь в седле на рыси, я чувствовала себя расслабленно и уверенно и испытала прилив гордости, когда точно поймала ей ногу, послав в галоп на той точке, где виднелся красный флаг.
Теперь локоны парика развевались у меня за головой. Кружевная косынка вокруг шеи сбилась набок. Гнедая прекрасно держала темп скачки, копыта ее грохотали, заглушая все остальные звуки, но я услышала, как кто-то, похоже, что толкач, воскликнул: «Ну, класс!» Мелькнул зеленый флаг, и мистер Пембертон гаркнул: «Снято!»
Вот все и кончилось. Сцена была зафиксирована на пленке. Я ослабила натяжение поводьев, готовая сбросить скорость, и, освободив одну руку, потрепала гнедую по шее. Расслабившись, я рассеянно слушала, как переговариваются техники. Тут-то все и случилось.