— Рэйчел!
Он гнался за ней, перепрыгивая через две ступеньки и приближаясь с каждым шагом. Она не смела оглянуться, стараясь не упасть и пытаясь хоть что-то увидеть сквозь слезы.
— Рэйчел, подожди…
Он настиг ее у двери в спальню. Стальные руки сомкнулись вокруг нее, не позволяя сдвинуться с места.
— Пусти! Пусти, будь ты проклят!
Она лягнула его в лодыжку и испытала мгновенное удовлетворение, когда он вскрикнул от боли. Однако его хватка ничуть не ослабла. Он толкнул плечом дверь и затащил Рэйчел в комнату следом за собой.
— Рэйчел, сядь! Выслушай меня!
— Я не подчинюсь ни одному твоему приказу! Ни одному — понятно?
Как будто что-то сломалось внутри Рэйчел. Ей хотелось плакать, кричать во весь голос, но все слова застряли в горле.
Ей все-таки удалось высвободить руки из мертвой хватки, и она заколотила кулаками по его груди. Она колотила изо всех сил, целясь в плечи, руки, даже в лицо, словно это могло облегчить ее сердечную боль.
И Габриэль не пытался остановить ее. Не считая одного быстрого движения головой, чтобы уклониться от ее кулака, он просто принимал удары и ждал, молча и безучастно, пока ее ярость не выгорит дотла.
После этого он посадил ее на кровать, сел рядом и прижал, притиснул к себе. Он опять ждал, пока не утихнет бешеный стук сердца, пока не иссякнет горячий поток слез и она, все еще всхлипывая, не прильнет, измученная, к его груди.
Лишь тогда он судорожно вздохнул и расправил плечи, словно принимал ношу, которой — он знал — ему не избежать. Сильные пальцы взяли Рэйчел за подбородок, и ей пришлось поднять голову. Было невозможно ускользнуть от темных, непроницаемых глубин его глаз.
— Начнем по порядку — нет, ты слушай меня! — настоял он, когда она бессильно попыталась отвернуться. — Я никогда не спал с Кэсси и не намерен этого делать, пока мы не поженимся.
Рэйчел оцепенела, смысл слов не сразу дошел до нее.
— Пока не… Но ты сказал!..
— Я сказал, что должен так поступить, да, но не из-за того, о чем ты подумала. Она не носит моего ребенка, если ты это имела в виду.
— Тогда почему?..
Он отвел глаза, избегая ее взгляда.
— Не спрашивай, Рэйчел. Ради Бога, оставь все как есть.
Но она уже не могла не спрашивать.
— А как же я? — неуверенно спросила она.
Его жесткое, решительное лицо внезапно смягчилось.
— Ты была и есть особенная и всегда будешь особенной.
— Настолько особенной, что через пару дней ты забыл меня и повернулся к другой!
— О Рэйчел, нет! Я не забыл тебя! Я не мог!
Почему она поверила ему сейчас? Почему она вдруг поверила словам, которым не верила раньше?
— А сейчас?
— Рэйчел…
Это был стон отчаяния, в котором — она слышала это — была готовность капитулировать.
Склонив голову на плечо Габриэля, Рэйчел подняла глаза. На этот раз он не пытался ускользнуть от ее взгляда и смотрел на нее с мрачной решимостью.
И она поняла, что не может отступить; что стоит на пороге чего-то важного, какой-то тайны, которая изменит ее жизнь — к плохому или к хорошему, но изменит навсегда.
— Что ты думаешь обо мне сейчас?
Габриэль сделал судорожный вдох.
— Габриэль, я должна знать! У тебя есть какие-то чувства?..
— Чувства! — Это был крик боли. — О Боже, Рэйчел, если бы ты только знала!
— Тогда расскажи мне! Ты хочешь меня?..
— Боже, помоги мне! Да, да!
Ей показалось, что этот хриплый стон вырвали у него раскаленными щипцами.
— Я не просто хочу тебя! Я обожаю тебя. Я люблю тебя больше жизни. Если бы я мог, женился бы на тебе сегодня же — только бы ты согласилась.
— Только бы я… — начала Рэйчел, но он зажал ей рот рукой.
— Я хотел бы прожить с тобой весь остаток моих дней, иметь от тебя детей, состариться рядом с тобой…
Как признание в любви это было почти совершенство. Но оставался на самом дне некий холодок, некая неопределенность и сомнение.
— Если бы я мог, — проговорил он.
Оттолкнув его руку, она внимательно посмотрела на него.
— Но почему же не можешь?
Пожалуй, впервые за все время их знакомства Габриэль не осмеливался взглянуть ей в глаза.
— Потому что не могу. Не имею права. Мы не имеем права.
— Не можем? Не имеем права?
Рэйчел не могла поверить собственным ушам.
— Но, Габриэль… это какой-то бред! Я люблю тебя. Ты любишь меня. Я люблю тебя, — повторила она, когда его голова непроизвольно дернулась. — Что или кто в мире может запретить нам быть вместе?
Он не ответил на ее вопрос; он задал свой — тихий, безжизненный, бесстрастный:
— Чего ты хочешь от меня, Рэйчел?
— Чего хочу? Тебе не понятно? Произнести по буквам? Я хочу вернуться на пять с половиной лет назад. Я хочу, чтобы ты забыл, что я молода и наивна! Я хочу начать сначала…
Рэйчел была на грани отчаяния — она должна, обязана пробиться к нему, вывести из этого жуткого состояния, который сковал его тело, замутил его глаза!
Она придвинулась ближе, обхватила Габриэля руками, прижалась к нему всем телом.
— Габриэль, я хочу, чтобы ты целовал меня, хочу задохнуться от твоих поцелуев. А потом, чтобы любил меня — страстно, безумно, до пресыщения, до бесчувствия, пока не потеряем способность думать, пока не забудем все тяжелое, что было между нами.
Это было искушение, и он боролся с ним, будь он проклят! Боролся изо всех сил.
Его рука, странно холодная, коснулась ее щеки, и ей показалось, что на лицо упала снежинка. Рэйчел инстинктивно подалась к нему, губы ее приоткрылись.
— О Боже, — прохрипел Габриэль, и в следующее мгновение его руки сжали ее стальным судорожным кольцом.
Дикий, ошеломляющий поцелуй прервал ее дыхание. Он требовал ответа и утоления отчаянной, нестерпимой жажды. В одно мгновение все барьеры были сметены. Рэйчел показалось, что сердце не выдержит этого счастья и, подобно птице, вырвется на свободу и унесет с собой ее жизнь. Но губы уже открылись, и вся она обмякла в его руках, приглашая, отдаваясь, забыв обо всем.
В этот момент Габриэль вдруг с усилием оторвал губы и, бешено выругавшись, оттолкнул ее.
— Нет! Будь я проклят навеки — нет!
От этого крика кровь застыла у нее в жилах.
Он закрыл глаза и внезапно замер, став пугающе неподвижным. Только белели стиснутые кулаки и дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.
Наконец плотно сжатые веки медленно поднялись. Он нежно погладил ей щеку и на краткое разрывающее сердце мгновение коснулся губами ее губ.
Рэйчел могла поклясться, что его губы беззвучно прошептали: «прощай». Затем он снова, но с уже гораздо большей решимостью оттолкнул ее и выпрямился. Потом, словно этого все еще было недостаточно, отошел в дальний угол, чтобы их разделяла вся комната. Последняя точка была поставлена.
