В сопровождении патрульной машины они доехали до самой больницы. Позже Розлин лишь смутно припоминала мигающие огни за мокрым ветровым стеклом и вой сирены, но в тот момент она была всецело сосредоточена на том, что происходило у нее внутри.
По дороге Стюарт то и дело с непринужденным видом отпускал какие-то замечания, чтобы отвлечь и успокоить Розлин, но его руки с такой силой сжимали руль, что побелели костяшки пальцев. Как журналисту, ему не раз приходилось оказываться в горячих точках и опасных ситуациях, но, когда его очередная попытка вызвать у Розлин улыбку не увенчалась успехом, он сделал вывод, что в зоне военных действий было куда легче. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким беспомощным.
— Прости, — пробормотал он.
— Нет, продолжай, мне это помогает.
— Правда?
— Ах, Стюарт, мне так страшно! А вдруг… — Ее глаза потемнели от страха.
Увидев, что они подъехали к больнице, Розлин испытала смешанные чувства: с одной стороны, облегчение, с другой — ужас от осознания неизбежности происходящего. Ей казалось, что за восемь месяцев можно ко всему подготовиться, но действительность обманула эти ожидания.
— Все будет в порядке, Розлин, — мягко сказал Стюарт, провожая ее в палату. — Завтра этот эпизод станет лишь неприятным воспоминанием.
Уверенность в его голосе придала ей сил, и она даже попыталась пошутить:
— Наверное, уже поздно говорить, что я передумала рожать?
Палата, в которой в последние полчаса постоянно толпились какие-то люди, вдруг опустела, и Розлин, одетая в белую больничную рубаху и подключенная к капельнице, осталась одна. Но дверь осталась открытой, и ей было слышно, как в коридоре Стюарт разговаривает с врачом.
Слушая, как он задает один вопрос за другим, Розлин вдруг поняла, что ему немало известно о родах, и ей было приятно, что можно переложить ответственность на кого-то другого.
— Схватки прекратились?
— Временно.
— На какое время?
— Мы не можем допустить, чтобы процесс слишком затянулся, так как в этом случае возрастает опасность инфекции.
— Опасность? Розлин угрожает опасность?
— Мистер Роули, с вашей женой все в порядке, и вероятнее всего, роды скоро начнутся. Эти несколько часов отсрочки могут быть очень важны для плода. Хотя роды несколько преждевременные, и ребеночек очень маленький…
Тут голоса стихли, — видимо, мужчины прошли дальше по коридору.
Через несколько минут Стюарт подошел к ее кровати.
— Ты все слышала?
— Почти.
Розлин вспыхнула, усмотрев в его вопросе намек на ее манеру подслушивать. За последние недели в минуты слабости, за которые она потом презирала себя, Розлин жалела, что услышала тогда роковые слова, так резко изменившие ее жизнь, и думала, что лучше бы ей оставаться в блаженном неведении.
— Тебе нужно поспать. Ты не против, если я останусь здесь?
Он хочет остаться, поняла Розлин, и от этого у нее потеплело на сердце. Стюарт весь подобрался, ожидая отказа, и она поняла, насколько ее ответ важен для него.
— Только попробуй уйти, и я подниму такой крик, что сбежится весь персонал больницы. — Вряд ли Стюарт догадывался, что эта шутка была не таким уж сильным преувеличением. — Мне нужно, чтобы со мной все время кто-то был, — призналась Розлин, не замечая, как вспыхнули при этом его глаза. — Каждый раз, когда со мной заговаривает кто-нибудь в белом халате, я начинаю паниковать. Только не говори…
Напряжение, сковавшее тело Стюарта, заметно ослабло, и он сел, не сводя глаз с ее бледного, осунувшегося лица.
— Я буду говорить только то, что ты захочешь услышать.
— Я планировала это совсем по-другому.
Воспоминания о том, как по плану должны были происходить ее роды, быстро улетучились, и Розлин поняла, что согласна обойтись без приглушенного освещения и пленки с записями любимой классической музыки, лишь бы с ребенком все было в порядке.
Заметив отчаяние в ее взгляде, Стюарт сдержал готовое сорваться с языка замечание, что он не может судить о ее планах, поскольку его из них исключили.
— Ты такая импульсивная! Похоже, наш ребенок пошел по твоим стопам, — улыбнулся он.
Наш ребенок, мысленно повторила Розлин, и слезы выступили у нее на глазах. Теперь она не одинока.
— Тебе больно? — резко спросил Стюарт. Он уже потянулся к кнопке экстренного вызова, но Розлин его удержала.
— Нет, я просто очень устала. Честно говоря, у меня прямо глаза слипаются.
— Так за чем же дело стало?
Он поправил лампу так, чтобы свет не бил ей в глаза.
— Все будет хорошо, правда? — спросила Розлин сонным голосом.
Хотя она знала, что Стюарт не специалист и не может ничего гарантировать, уверенность, прозвучавшая в его голосе, развеяла ее страхи.
— Конечно. Просто закрой глаза и поспи, пока у тебя есть такая возможность.
Через несколько часов Розлин разбудил приступ боли.
— Что-то происходит.
Только когда пальцы Стюарта сжались крепче, она поняла, что заснула, держа его за руку.
— Может, позвать медсестру? — взволнованно предложил он.
Несмотря на огромный живот, Розлин никогда еще не казалась ему такой хрупкой. Он с ужасом думал о том, что ей предстоит выдержать испытание, которое он не в силах предотвратить или хотя бы облегчить, и у него не укладывалось в голове, как это люди в здравом уме соглашаются пройти через такое больше, чем один раз в жизни!
Розлин окончательно проснулась.
— Да, пожалуй.
Дальше события развивались так быстро, что времени на беспокойство просто не оставалось. Но Стюарт оказался прав: все волнения и боль отошли на задний план, как только акушерка положила Розлин на грудь новорожденного младенца.
Она поняла, что никогда не забудет это ощущение теплого крошечного тельца, но чудесный миг пролетел слишком быстро — ребенка завернули в одеяльце и унесли.
— Отличный малыш, — сказала акушерка в ответ на ее расспросы, — только очень маленький. Мы положим его в тепло.
К удивлению и досаде Розлин, Стюарт почему-то не желал уходить. Для человека, приложившего столько усилий, чтобы не быть вычеркнутым из жизни собственного ребенка, он проявил на удивление мало интереса к сыну, когда тот появился на свет.
— Ну, пожалуйста, прошу тебя, — умоляюще посмотрела она на мужа. — Нужно, чтобы кто-то из нас был с ним. Он такой маленький… я не хочу, чтобы он оставался один. — И тут Розлин вдруг осенила догадка: — Ты разочарован? Ты хотел девочку?
— Разочарован? — Стюарт рухнул на стул возле ее кровати и разразился каким-то странным хохотом. — Наверное, ты еще не пришла в себя после наркоза. Я… — он возвел глаза к потолку, пытаясь подобрать нужное слово, — сказать, что я счастлив, пожалуй, было бы слишком слабо.
Глаза их встретились.
— Я тебя понимаю. — Розлин хотелось навсегда сохранить в своем сердце эти бесценные мгновения полной гармонии.
— Почему ты плачешь? — Стюарт пальцем стер слезинку с ее щеки.
— Ты бы тоже плакал, если ты тебя, как всех мужчин на свете, лет с пяти не приучали не плакать. — Она всхлипнула. — Посмотри, как он там, и потом расскажи мне, ладно?
Стюарт все еще колебался, и акушерка истолковала это по-своему.
— Не волнуйтесь, мы за ней присмотрим. — Она улыбнулась Розлин и заговорщически прошептала: — Ваш муж нам не доверяет.
Последнее утверждение Стюарт не стал оспаривать.
— Не думайте, что вы так легко от меня избавились! Я еще вернусь!
— Не сомневаюсь. — Акушерка вздохнула и добавила с оттенком зависти: — Везет же некоторым женщинам!
Розлин слабо улыбнулась, решив не лишать ее иллюзий. Сама она усмотрела в словах Стюарта совсем другой, зловещий смысл: им еще предстояло обсудить все детали воспитания ребенка, и по сравнению с этим сами роды теперь казались ей чем-то легким и незначительным.
— Только сейчас, когда мы дома, я по-настоящему чувствую, что он мой, — призналась Розлин.
