Мадам Вентрис произнесла ласково:
— Майкл влюблен в тебя.
— Да.
— Но ты в него не влюблена?
Я покачала головой:
— Нет, но он очень мне нравится.
— Я не должна говорить тебе, что этого недостаточно. Должно быть что-то большее, чем симпатия, — что-то, что трудно назвать. Настойчивое физическое влечение, но, кроме того, духовная близость, которая так привязывает к нам другого человека, что он начинает казаться нашим продолжением.
Я попыталась вспомнить, было ли это так с Алексисом. Все теперь казалось уже таким далеким. Может быть, мы были просто счастливыми детьми в тот короткий год? И стала бы наша любовь расти и углубляться, чтобы достичь того, о чем говорила мадам Вентрис? Я раньше не задумывалась об этом. Что изменило меня? Или кто?
Я постаралась отключиться от мыслей о Поле, от воспоминаний о том вечере в салоне. Но непроизвольно вздрогнула, и мадам Вентрис сказала:
— Может быть, нам стоит пойти вниз и присоединиться к остальным?
Я встала:
— Если вы хотите. Хотя здесь так прекрасно!
Она положила свою руку на мою:
— Твоя жизнь впереди, Стейси. Не повторяй моей ошибки.
Я поколебалась некоторое время, но затем, не удержавшись, высказала мысль, которая внезапно родилась у меня в голове:
— Это был отец Майка? Тот, кого вы любили и за кого не могли выйти замуж?
Она ответила с грустью, которой я никогда не слыхала до тех пор в ее низком, вибрирующем голосе:
— Да.
Затем протянула мне руку, чтобы я помогла ей подняться на ноги.
Я много раз возвращалась мыслями к моему разговору с Марией Вентрис. Она попросила меня называть ее «Мария», потому что теперь мы стали друзьями. Разница в возрасте, казалось, не имела значения, и мы очень много беседовали, хотя больше не касались вопросов любви и брака.
Мы ожидали, что прибудем на Родос через два дня. Там мы должны были встретить Леду и еще спустя два дня начать обратный путь вдоль берегов Турции.
Однако прежде чем это было решено, мы собирались остановиться еще на одном острове, название которого я слышала раньше, — Косцене. Он был чуть-чуть больше обыкновенной необитаемой скалы, как сказал доктор Сикилианос, но знаменит своим подводным гротом.
— Он также знаменит своими пещерами, где во множестве водятся омары, — добавил он с улыбкой, — и известен как лучшее место для рыбаков. Если нам повезет, мы можем встретить одного из них, который отвезет нас на своей лодке в грот. Наше судно слишком велико для такой экспедиции — чтобы пройти под сводами, нужно лечь на самое дно лодки — вот так! — он опустил руки ладонями вниз, — как это делается при посещении Капри, в Голубом гроте. Вы бывали там?
Я покачала головой:
— Нет, боюсь, что нет.
— Ну, это не так важно. Грот на Косцене, с моей точки зрения, не менее прекрасен и живописен. Увидев однажды, вы уже никогда его не забудете, как и многое другое здесь, в Греции.
Мы прибыли на Косцене ранним свежим утром. Остров выглядел диким, но прекрасным. Утесы цвета охры выступали из поразительно голубого моря и золотились под солнцем прожилками слюды. Кроме примитивной хижины, притулившейся под скалой, на острове не было видно никаких следов пребывания человека.
— Это один из «сухих островов», — сказал Василис, обращаясь ко мне, когда помогал сойти на берег. — Здесь никто не может жить, потому что здесь нет воды. — Он показал на морды трех коз, уставившихся на нас поверх выступа скалы над нашими головами. — Эти терпеливые ребята, похоже, выживают, но они, вероятно, принадлежат кому-то из рыбаков, который заботится о них.
Ни Василис, ни Мария не захотели идти в грот.
— Я, вероятно, не смогу улечься на дне этой маленькой лодки, — с улыбкой объявила Мария, когда рыбак, появившийся неизвестно откуда, предложил отвезти нас в пещеру.
— И я тоже, — сказал Василис. — Это экспедиция для молодежи. — Он отвесил насмешливый поклон в сторону доктора Сикилианоса. — Я отношу к ней и тебя, Димитри, потому что, как я понимаю, ты захочешь их сопровождать. Мы с Марией прогуляемся немного вон по той тропинке, если только она не окажется слишком крутой, и полюбуемся окрестностями. Потом можем вернуться, посидеть здесь и подождать бесстрашных туристов.
Ники был страшно возбужден предстоящим путешествием и ждал с нетерпением, когда ему будет позволено забраться в лодку — крошечную плоскодонную шлюпку. Поскольку в лодке помещалось одновременно не более двух пассажиров, кроме лодочника, посещение грота должно было совершиться двумя группами.
— Сначала отправляйтесь вы с Ники, — сказала мне Гермиона. — Жаль заставлять его ждать!
Я заколебалась:
— Вы уверены?
Она кивнула, и доктор Сикилианос, стоявший рядом, поддержал ее. Я взяла Ники за руку и, крепко держа, сказала предостерегающе:
— Теперь ты должен сидеть очень спокойно!
Худой, темноглазый рыбак любезно помог нам спуститься в лодку, а затем сказал что-то по-гречески оставшимся на причале.
Я увидела, что Гермиона бросила быстрый взгляд на Пола, будто хотела что-то сказать, но Василис взял его за руку и подтолкнул вперед, сказав:
— Поезжай со Стейси. Мужчина говорит, что один из вас может ехать с ними сейчас, так как Ники занимает мало места. Гермиона и ее дядя смогут поехать после того, как вы вернетесь.
Лицо Гермионы вытянулось от разочарования, когда Пол спрыгнул в лодку и сел рядом с Ники. Я поняла, что девушка надеялась — ее дядя отправится с нами, а она сможет поехать вдвоем с Полом.
Хозяин лодки начал медленно грести, отталкиваясь от причала, а Ники, изо всех сил сдерживая восторг, махал рукой и кричал:
— Пока! Пока!
Рыбак вел лодку в тени утеса, медленно гребя вдоль его неровного бока. Скоро причал скрылся из виду и мы стали приближаться к огромной естественной арке между утесом и скалой. Мы прошли под ней и увидели впереди еще одну арку, на этот раз прямо в самой скале. Высота ее составляла около пятнадцати-двадцати футов, и она была достаточной, чтобы пропустить лодку гораздо более широкую, чем наша. Однако, когда мы вплыли поглубже в отверстие, оно сузилось и потолок пещеры опустился. Казалось, тут она и заканчивается, потому что впереди не было ничего, кроме глухой скалы. Однако когда отражение света в воде и движущиеся по влажной зеленой поверхности скалы блики замедляли свое движение по мере того, как лодка останавливалась, а рыбак складывал весла, я увидела низкое отверстие почти над поверхностью моря. Невозможно было себе представить, что кто-то может пройти через него, но рыбак уже говорил что-то по-гречески и жестом показывал, что мы должны лечь лицом вниз на дно лодки, на старый кусок брезента, который он предусмотрительно расстелил, чтобы мы не испачкали одежду.
