отвечу. Могу без вопросов, коротко. Я сделала пластику в августе. Мы жили с Сергеем после его развода и возвращения из Германии, но недолго, меньше двух месяцев. Я видела Ларису и его в нашей, как он утверждал, квартире. Подробности увиденного, я упущу, потом я ушла. Вот коротко и все.
– Ты меня извини, но, насколько я знаю Сергея, он не мог жить с одной женщиной и встречаться с другой.
– Ты, думаешь, у меня были галлюцинации на почве ранней беременности? Я бы многое отдала, чтобы это видение не стояло перед глазами и не преследовало меня.
– А ты знаешь, что он тебя искал? И все были уверены, что ты уехала в Германию, – сказал он наобум, не уверенный еще, в том, что Тина и незнакомка это одно лицо.
– Чего меня было искать? Я никуда не пропадала, живу по месту прописки. Место работы и учебы не меняла. В Германии мой отец живет, но я уезжать не собиралась. Это здесь я смогу окончить вуз и работать по специальности. А что меня ждет в Германии без специальности и знания языка? Симпатичных тоже бросают. Тебе предложить чай, кофе или воду?
– У тебя кондиционер, не жарко, давай кофе, если не трудно.
Кристина приготовила гостю кофе, себе чай, поставив сахар, вазочку с конфетами и чашки на журнальный столик.
– Ты до сих пор на меня обижаешься? – спросил Олег, присаживаясь в кресло.
– Тебе нужно мое прощение или ты просто поддерживаешь разговор? – спросила Кристина, глядя прямо ему в глаза. – Сам как думаешь?
– На мой взгляд, ты сама виновата в том, что произошло.
– И чем же?
– Тем, что не замечала меня, а должна была. Тебе стоило в первый день сказать: – «Посмотри на себя», и все было бы иначе. Но ты промолчала, проглотив услышанное, и даже не посмотрела в мою сторону. Вот меня и понесло. Я привык к тому, что меня замечают, обращают внимание. Положительно или негативно ко мне относятся, неважно, но я всегда в центре «вселенной». Это только в семье меня считают, мягко говоря «охламоном». От части, они правы, но никто не знает меня по-настоящему. Мне же совсем не хочется переубеждать их в обратном. Ты ведь тоже, как все, считала меня иждивенцем, бездельником? Этакий «мажор» без стыда и совести. Были такие мысли?
– Были. Я считала тебя безответственным и неблагодарным.
– А теперь скажи, мог ли я, со всех сторон такой плохой, ни разу не попасть в поле зрение милиции, не разбить машину, ездя в пьяном виде и окончить учебу с хорошим дипломом?
– Думаю, не мог, при условии, что тебе не помогла в этом семья. Кому надо заплатили, кого уговорили.
– Ошибаешься. Веди я себя по-другому, меня замечали бы еще меньше. Мое поведение это не вызов, это своего рода возможность общения. Я никогда не садился за руль пьяным. В клубах я пью только слабый или безалкогольный коктейль. Об этом знают все, кроме моей семьи. Одна банка пива, выпитая в машине перед тем, как войти в дом, давала запах, а дури у меня без алкоголя хватало. Так было всегда, правда, об этом никто не знал. У нас семейная непереносимость дозы крепкого алкоголя, превышающая стакан. Но всем было удобно считать меня алкашом. Какой с него спрос? Все так и не приняли того, что я давно вырос, не принимали меня всерьез. Для них я так и остался избалованным ребенком. Меня либо отчитывали, либо отмахивались, давая денег, но, ни разу не поговорили по душам.
– Хочешь сказать, что ты это делал умышленно? Но зачем? Я допускаю, что ты не находил общего языка с братьями, но как ты мог обходиться так с отцом?
– Смог. Он всегда был занят работой. Ему было проще дать мне денег и совет, решить проблему самому, чем разбираться была ли она, эта проблема. Деньги я брал за свое вранье. Вот так и жили, до случая с тобой. Отец выставил меня из дома, уверенный в том, что в этой жизни я полный ноль.
– Тебе следует поговорить с ним. Думаю, он будет рад узнать в тебе другого Олега. Я десять лет держала обиду на своего отца. А встретилась с ним, и будто не было разлуки. Попробуй, ты ничего не потеряешь, поговорив с ним откровенно, а вот найти можешь.
– Тебе не скучно здесь одной?
– Во-первых, я ни одна, нас двое. Во-вторых, я всего месяц назад пошла в декретный отпуск, а неделю назад сдала сессию, перейдя на шестой курс. Так что нагрузок и общения от учебы и работы у меня было выше крыши. Скучать было некогда. У меня хорошие отношения с девочками из группы, появились новые знакомые и я, иногда, принимаю гостей. Правда, в последнее время, мне это дается как-то с трудом, хочется полежать, побездельничать. Знаешь, у меня никогда не было свободного времени так много. Я же после школы все время училась и работала, даже на каникулах. Как ты думаешь, по какой причине я оказалась в вашем доме на целых три месяца? Мне платили в три раза больше чем в больнице, и я сумела собрать нужную сумму на операцию. Вот поэтому я и не конфликтовала с тобой, терпела твои выходки, хотя порой так хотелось ответить тем же. Правда, новое лицо, мне помогло только в одном.
– Кристина, а инструмент твой или наследство от бывших хозяев? – спросил Олег, меняю тему неприятного разговора и открывая крышку фортепиано. – Когда-то и я занимался музыкой, – сказал он, трогая клавиши одной рукой. Инструмент зазвучал, но не долго.
– Это мое наследство. Ему больше лет, чем мне. На нем я училась играть гаммы, благодаря нему, окончила музыкальную школу. Я и теперь каждый вечер терзаю его своими музыкальными импровизациями, а он терпеливо и с пониманием выносит пытки моей самодеятельности.
– И какую музыку любишь играть? – спросил с любопытством Олег.
– Блюзы.
– Это нереально. Фортепиано не саксофон, и даже не скрипка.
– Вы, юноша, не правы. Как в переводе с английского звучит «блюз»? Это грусть, печаль, медленный темп и импровизация. Любая из композиций имеет свою основу, которая обыгрывается солирующим инструментом. Под влиянием блюза появилась и поп-музыка, и джаз, и рок-н-ролл.
– Откуда такие познания? – спросил он с недоверием.
– Из интернета! Я многое узнала на его просторах. Он же мне и помог освоить игру блюза. Ты знаешь, что такое русский шансон? Это оказывается ранний «афроамериканский блюз». Тяжелая доля, несчастливая судьба, безответная любовь. Хочешь послушать? Песни наши, отечественные, правда, не все
