Те, кто создал Храмы, желали, чтобы воспитанные там специалисты имели как можно более бедную эмоциональную жизнь. Эмоции казались им помехой в работе разума. Специалист рассматривался не как человек, а как деталь механизма, осуществляющая определенную функцию, и чем меньше будет посторонних влияний на эту деталь – тем совершеннее и работоспособнее будет весь механизм.
Но эти неведомые нам создатели просчитались. Человеческая природа предполагает чувства, без них человек – словно инвалид; Эйден не знала, и вряд ли кто в Ойкумене мог предположить – но рано или поздно эмоциональная сфера практически у всех весталов преодолевала навязанный страх перед чувствами и проявляла себя. И вот пришел черед Эйден.
Ее воспитание было направлено на то, чтобы полностью искоренить любые проявления эмоций; ей навязали страх перед чувственностью, враждебность к ней, желание задавить, искоренить, выжечь… Ее собственное мировоззрение было темницей, в которой заключены были ее чувства, а она сама – стражем этой темницы.
Будь Эйден другой – она бы, возможно, не заметила чувств Тристаны. Но для Эйден, которая не знала ласки с тех пор, как рассталась с матерью, то есть – с младенческого возраста, нежность Тристаны была откровением. Более сильные чувства напугали бы весталку, но так уж решили Небеса – любовь Тристаны была медленной и осторожной, она не умела и боялась проявлять ее, а потому Эйден не испугалась и потянулась к ее робкой ласке. Так из маленькой искорки медленно, но неотвратимо, вспыхивает пламя пожара – и вот теперь пламя любви вспыхнуло в сердце весталки, и в этом пламени сгорали весь страх и все запреты. Но прошлое не желало уходить без боя – именно поэтому Эйден и сбежала от Тристаны сюда, на кормовую палубу фрегата.
С одной стороны эта палуба была открыта; от бездны ее отделял лишь невысокий парапет. На этом парапете Трис любила сидеть, свесив ноги в бездну; Эйден же боялась даже подойти к нему, хоть и знала, что ниже парапета натянута специальная сетка, которая, если даже девушка каким-то чудом исхитрится упасть, удержит ее.
Справа и слева на палубе стояли ряды гротескных железных фигур – големы поединщика. Эти ужасные механизмы, вооруженные щитами и ужасающего вида саблями, способные выдержать обстрел из картечницы, в бою действовали так, как представлял себе руководящий ими поединщик. Это искусство не изучалось в Храмах – два раза в год, в дни Весеннего Равноденствия, в крупнейших городах Союза и Империи на ярмарках появлялись авгуры. Всем желающим, с одиннадцати до двадцати одного года разрешалось попробовать себя в искусстве управления боевым големом.
Как правило, это происходило в форме поединка. Против молодого человека выходил опытный авгур. Естественно, авгур был куда лучшим бойцом, у его противника просто не было шансов. Молодых людей избивали до тех пор, пока они не потеряют сознания – или пока голем не проявит хоть малейшие признаки жизни.
Отобранных претендентов увозили в пограничные крепости, где начинали обучать искусству поединка. Выживал примерно один из десяти кандидатов, но эти выжившие становились по-настоящему грозной силой. И дело даже не в том, что поединщики идеально владели любым ручным оружием, а в подчинявшихся им големах.
Силы поединщиков были не равны и непостоянны. Некоторые из них могли управлять пятью – семью големами, другие – большим количеством. Еврисфей управлял почти шестью десятками, и считался довольно сильным. Но во флоте были такие, кто водил в атаку силы в три-четыре раза большие, кто мог даже перехватить управление чужими големами. И ходили легенды о Древних Полководцах, под командованием которых в бой шли сотни големов…
Здесь, среди этих застывших гигантов, под бронированной кожей которых дремали механические мышцы, Эйден ощутила странное спокойствие. Впервые она без страха подошла к парапету и, опираясь острыми локтями о перила, склонилась над Безной.
Сейчас Бездна совсем не казалась Эйден пугающей. Внизу, среди клочковатых облаков проплывали острова, по большей части небольшие и наверняка необитаемые, а далеко под ними жило своей не знающей отдыха жизнью Ядро. Эйден смотрела туда и думала, каково это – падать в эту бездну, падать и знать, что погибнешь…
На одном из островов вспыхнул и тут же погас тусклый огонек – должно быть, там были люди. Многие необитаемые острова служили базами для Ныряющих, торговцев или бандитов; на некоторых из них скрывались от правосудия беглые каторжники или агенты разведок Империи или Союза. В общем, необитаемые острова, на поверку, часто оказывались очень даже обитаемыми.
Эйден вновь вспомнила Персефону, и почувствовала, как сжалось сердце от грусти. но это была светлая грусть; душа весталки постепенно находила равновесие. Ей вспомнился один из их разговоров, когда Персефона сказала ей о том, что знает их с Тристаной тайну…
– Перси…
– Эйден, – девушка приобняла весталку за плечи, – я знаю. Все это знают.
Эйден густо покраснела и тихо спросила:
– Правда?
– Тебе нечего стесняться, – уверено сказала Персефона. – Ваши чувства… они так прекрасны. Достаточно просто видеть ваши глаза, чтобы это понять.
Смущенная Эйден спрятала лицо на плече Персефоны.
– Но ведь это… неправильно?
– Почему же? – улыбнулась Персефона. – А что правильно в этом странном мире? Разве вся жизнь Ойкумены не кажется какой-то чудовищной ошибкой? Летающие острова, непрекращающаяся война, мутации – вот что не правильно, а не ваша любовь…
Странный звук отвлек Эйден от ее мыслей, а затем слева от нее на палубу фрегата скользнула какая-то тень. Эйден быстро достала небольшой стреломет – подарок Тристаны. Однако, ничего страшного не происходило. А затем до слуха весталки донесся новый звук, и этот звук был мирным и спокойным…
Все еще сжимая в бледных пальцах стреломет, Эйден шагнула к одному из големов. Звук доносился от него. Сперва весталка увидела серое пятно на плече стального гиганта, а лишь затем поняла, что это. На плече голема сидела Лу. Уху обнимала крыльями своего ухуенка, вылизывая серебристую шерсть сбоку его большеглазой мордочки.
И вновь тоскливо сжалось сердце Эйден – Лиза для нее всегда неотъемлемо ассоциировалась с Персефоной.
– Они очень верные животные, – говорила Перси, почесывая горло Лу. Та довольно урчала. – Никогда хозяина без приказа не покинут. Правда, их можно послать куда-нибудь с письмом – один раз это мне уже спасло жизнь. А если, не дай Творец, на тебя кто-то нападет…
