Она много раз видела фотографии роскошных апартаментов в журналах, но не могла себе и представить, что комната может быть такой просторной. В его спальне кровать была почти такой же, как ее собственная спальня целиком. Здесь был большой телевизор и небольшой холодильник, наполненный шампанским и шоколадом. В вазе стояли цветы, которые источали аромат по всей комнате. Были даже книжные полки, и все международные газеты лежали на столике.
Но они с Ксандросом в этой комнате занимались только одним...
Положив ее на постель, он принялся расстегивать ремень на брюках. Он смотрел ей в глаза и видел, как они потемнели от нетерпения.
— Хочешь, чтобы теперь я перед тобой разделся? — мягко спросил он.
— Да. Я настаиваю, — нерешительно сказала она.
Он спокойно раздевался, начав с рубашки. Расстегивал пуговицу за пуговицей, а ей казалось, что они никогда не кончатся.
— Хочешь, чтобы я делал это быстрее? — поддразнил он, когда заметил, что она облизывает пересохшие губы.
Она отрицательно покачала головой, а он снял рубашку и бросил ее на пол, как белый флаг.
Ребекка видела, как он усмехнулся, расстегивая «молнию» на брюках.
Как можно выглядеть так сексуально, снимая брюки и вешая их на стул? На нем остались только трусы, и сейчас Ксандрос напоминал ей атлета. Он за секунду скинул их и предстал перед ней полностью обнаженным и невероятно возбужденным. В его глазах она явно видела вызов. Он был неподражаем, и у Ребекки ухнуло сердце.
— Хочешь, чтобы я взял тебя сейчас? — он растягивал слова, дразня ее.
— Если ты сам этого хочешь, — как бы равнодушно ответила она.
Он рассмеялся, устраиваясь на постели рядом с ней.
— Иди ко мне.
— Нет.
— Ох, Ребекка. Моя Ребекка.
Он быстро накрыл ее дрожащее тело своим, играя одной рукой с ее сосками.
— Ты все еще сердишься на меня за опоздание?
Скажи ему. Скажи ему!
— Ты мог бы предупредить меня. Я не хочу, чтобы ко мне так относились, Ксандрос. Я думала, ты...
Его поцелуй заставил ее замолчать. Она собиралась учить его, как надо обращаться с женщинами, что ж, он слышал эти слова слишком много раз, чтобы обращать на них внимание.
Так лучше. Именно так. Их горячие тела тесно сплелись, кожа горела огнем. В его руках она была прекрасной любовницей, немного неопытной, но ему это даже нравилось. Сколько будут длиться их отношения, столько он будет чему-то учить ее.
Ему нравилось разговаривать во время секса. Он любил дразнить себя — возносить женщину на вершину блаженства, а свою разрядку оттягивать до последнего.
— О, Ксандрос, — взмолилась она, постанывая от удовольствия.
— Ммм?
— Пожалуйста!
— Пожалуйста что, дорогая?
— Сейчас!
Она уже готова! Как быстро она достигла крайней степени возбуждения. Он оторвался от ее груди, устроился между ее ног и вошел в нее одним резким движением, издав легкий стон удовольствия.
Иногда ему нравилось наблюдать за женщиной в такие моменты, но сейчас Ребекка силой притянула его к себе и впилась губами в его губы.
Она обхватила его ногами и подстроилась под его ритм. Он почувствовал, что теряет над собой контроль. Его оргазм был на удивление сильным, хотя он знал, что с ней так бывает каждый раз с их первой встречи.
А все потому, что она уже почти заставила его подумать, что у него не получится затащить ее в постель.
Ребекка положила голову ему на грудь, а он играл с ее волосами. Она отвернулась от него, уставившись куда-то в стенку. Удивительно, но ему нравилось такое ее поведение — когда она старалась отодвинуться от него подальше. Его привлекало только то, что доступно. Но как только он получал, что хотел, он двигался дальше по жизни.
— Ты еще хочешь пойти куда-нибудь поужинать? — лениво спросил он, зевнув. — Или останемся здесь и закажем что-нибудь?
Ребекка молчала. Если честно, она очень хотела остаться здесь, ей было легко и хорошо. Он закажет еду, и ее привезут на сервировочном столике. Молчаливый официант накроет для них стол, а они будут смущенно наблюдать за ним.
Будут цветы, вино, закуски, но очень скоро они вернутся в постель. Или займутся любовью на диване под какой-нибудь фильм. И Ксандрос ответит по крайней мере на один деловой звонок.
Или она оденется, и ее поведут в ресторан. Любой женщине рано или поздно хочется выйти в свет из уединенной спальни, как бы хорошо там ни было. Если бы у них были серьезные отношения, ей бы не терпелось показаться с ним в обществе. Но это не так, они выходили поздно вечером, чтобы их никто не видел. И посещали неизвестные, маленькие ресторанчики или оставались в его номере в отеле. Временами она гадала, а поверил бы ей кто-нибудь, если бы она сказала, что встречается с греческим миллиардером.
А кому она могла бы рассказать? На работе она скрывала их отношения, и никто из ее коллег не догадывался ни о чем.
Она повернулась и провела пальцем по его щеке. У нее защемило сердце. Сможет ли она быть настолько эгоистичной, чтобы тащить его в ресторан? Он выглядел таким уставшим. Внезапно все ее сомнения и страхи исчезли. Она прижалась к его теплому телу и обняла его.
— А чего бы хотел ты? — тихо спросила она. — Остаться?
Ксандрос недовольно цокнул языком. Он хотел ее предупредить, чтобы она не подстраивалась под его желания. Но именно так и получалось. Женщины старались ублажить его и забывали о своих предпочтениях. И тогда с ними становилось неинтересно.
— Я хотел бы остаться здесь, — почти грубо ответил он, — но тогда, боюсь, просто засну, а я заказал столик в «Пентаграмме». Ты ведь говорила, что всегда хотела сходить туда. Поэтому решай сама.
— Я думаю, будет лучше, если мы пойдем. — Своим ответом он ясно дал ей понять, что ему не нужна ее забота.
Она пошевелилась и потянулась, гадая, успеет ли он снова заключить ее в объятия. Он этого не сделал. Она улыбнулась ему.
— Я пойду одеваться.
Он лежал на подушках и наблюдал за ней. Она была очень красивой и грациозной, но он заметил, что между ними что-то изменилось. Все становилось слишком предсказуемым. Он кашлянул и сказал:
— Думаю, что так будет лучше, а то это наш последний шанс поужинать вместе в ближайшее время.
Она замерла в дверях и повернулась.
— Ты о чем?
— Я разве не говорил тебе? — равнодушно бросил он. — Завтра я возвращаюсь в Нью-Йорк.
Не реагируй, оставайся спокойной, приказала она себе.
— Да? Надолго?
Он видел, что она с трудом прячет разочарование, но просто пожал плечами. Его дела — это его дела. К тому же свобода всегда для него превыше всего.
