— Ну и какова, мой друг, супружеская жизнь?
— Разумеется, она полностью соответствует моим ожиданиям. Энн безупречная хозяйка, безупречная леди, безупречная…
— Я не то имел в виду. — Саймон наклонился вперед и уперся локтями в колени.
Рис недовольно поджал губы. Ни он, ни Саймон не были распутниками, они не хвастались своими победами, не обсуждали женщин, с которыми спали. И все же Рис понял, что Саймона интересует, совместимы ли они с Энн в других отношениях, помимо ее соответствия как герцогини Уэверли. Он попытался отбросить воспоминания о своей брачной ночи, когда лишил жену девственности, когда впервые услышал ее вздохи удовольствия. Эти мысли едва не привели его к потере самообладания, но он все же сумел обуздать себя. Почти.
Такое отсутствие сдержанности немного встревожило Риса. Он не из тех мужчин, которые имеют склонность поддаваться животным инстинктам. Подобные желания принято удовлетворять с любовницей или проституткой, а не с женой, требующей почтительного отношения. И все же, несмотря на ее чистоту, Энн вызывала у него похотливые желания, так что ему требовался постоянный самоконтроль, чтобы оставаться невозмутимым, как подобает человеку его положения. Рис надеялся, что со временем, когда его страсть к ней угаснет, они станут жить в удобном, вежливом союзе, как его родители или тысячи других супружеских пар их круга. Так будет лучше всего.
Когда он снова взглянул на Саймона, тот, подняв голову, с озабоченным выражением пристально смотрел на него.
— Уэверли?
Рис пожал плечами:
— Конечно, я совершенно доволен. Но почему-то я сомневаюсь, что ты пришел сюда и дожидался моего возвращения в Лондон, чтобы обсудить столь незначительную тему. По-моему, ты чем-то встревожен. Расскажи мне, что произошло.
Саймон молчал, глядя на него с таким выражением, какое Рис не часто видел у друга: это была смесь печали, сожаления и непритворной любви.
— Ты всегда умел понять меня, — наконец тихо произнес он.
Эмоциональных излияний Рис избегал любой ценой, и обычно его друзья считались с этим. Теперь Саймон поставил их обоих в неловкое положение своими вопросами об Энн и неуместными замечаниями. Это было крайне неудобно, если учесть тот факт, что Рис понятия не имел, почему его друг сюда явился.
— Так в чем дело? — спросил он тоном, каким обычно разговаривал с теми, кто ниже его по социальному положению.
Саймон печально улыбнулся.
— Да, извини. Перед твоей женитьбой я, если помнишь, обнаружил тягостные истины о моем отце. Несмотря на его безупречную репутацию, он имеет незаконнорожденных сыновей, да еще замешан в политических интригах и махинациях.
Рис кивнул. Он даже не мог представить боль своего друга и не хотел представлять.
— Конечно. Ты узнал еще что-то насчет его отвратительного прошлого?
Саймон тяжело сглотнул.
— Да. Я навел справки о других его сыновьях.
— Зачем? — нахмурился Рис.
— Я хочу с ними познакомиться, Уэверли.
— Познакомиться с ними? Какого дьявола ты собираешься это делать? Они тебе не ровня. Если ты впустишь подобных людей в свою жизнь, это не принесет тебе ничего, кроме опасности возможного шантажа и боли. Я не хотел бы видеть, как ты страдаешь за грехи своего отца.
— Возможно, ты и прав, мой друг.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Рис.
— Начну с самого начала, — ответил Саймон. Встав, он принялся беспокойно ходить по гостиной, чем усилил тревогу друга. — После твоей женитьбы мы с Лиллиан поехали в контору одного из солиситоров, имевшего некоторые сведения о моем отце.
Саймон умолк и тяжело вздохнул. Рис наблюдал за ним, и страдание на лице близкого друга тронуло даже его холодное сердце.
— Мы установили одного из моих незаконнорожденных братьев, — сказал наконец Саймон, голос у него дрогнул.
— Понимаю. Но во всем этом есть нечто большее, не так ли? — спросил Рис.
— Узнав правду, я на следующий же день получил анонимную записку. Ты предупреждал, что мое расследование может привести к шантажу, и, похоже, оказался прав.
— Боже мой!
— Видимо, наш с Лиллиан визит к солиситору и наличие бумаг моего отца вызвали цепь событий. В записке говорилось, что в течение месяца аноним свяжется со мной и ожидает щедрую награду за молчание об информации, которую я теперь имею.
Рис проглотил комок желчи, образовавшейся у него в горле при мысли о шантаже.
— Интересно, почему он дает тебе месячный срок, прежде чем открыть свое инкогнито?
Саймон пожал плечами, хотя тревога на его лице противоречила бесстрастному жесту.
— Возможно, ему хочется, чтобы я в полной мере осознал всю убийственность этой информации для меня и моей семьи. Возможно, он думает, что после месяца размышлений я стану более сговорчивым и выполню его требования. Кроме того, солиситор, в чьем распоряжении находились документы, был американцем, который унаследовал их от какого-то дальнего родственника. Возможно, шантажист живет не в Англии. Путешествие требует определенного времени, если подлец солиситор должен был послать ему сообщение, что документы у меня.
— Постой, ты думаешь, солиситор причастен к шантажу?
Саймон мрачно кивнул:
— Я тотчас же вернулся, чтобы спросить, кто еще имел доступ к бумагам, которые он мне предоставил, но в конторе никого уже не было. Я использовал все свое влияние, наводя справки о нем. Тщетно, он будто исчез с лица земли. Я могу лишь предполагать, какую роль он играл в этом деле.
Рис тяжело вздохнул:
— Сочувствую, мой друг. Как это ужасно для тебя. Но…
— Но? — Саймон искоса взглянул на него.
— Это еще не гибель. В конце концов, что шантажист может сообщить, кроме того, что твой отец имеет внебрачного сына? Большинство знакомых нам мужчин имеют по нескольку детей не из супружеской постели. Да, пострадает репутация твоего отца, но это не отразится на тебе, если ты представишь информацию в правильном для себя виде.
Саймон вздрогнул и отвернулся. Наблюдая за ним, Рис гадал, почему друг избегает его взгляда. Почему он выглядит таким бледным и нездоровым.
— Ты прав. Если б это касалось только меня, вероятно, я бы открыл правду. Видит Бог, мой отец недостоин защиты. Но тут есть другой, важный повод для беспокойства. Мой брат. Он… из высшей знати.
Рис молча смотрел на друга, осмысливая услышанное. Родословная была движущей силой в обществе, к которому они с Саймоном принадлежали. Хотя незаконнорожденный джентльмен не лишится титула, если станет известна правда его рождения, скандал будет сокрушительным. С этого момента все, кто видит этого человека, будут знать, что он недостоин высокого положения и привилегий, которые ему дарованы. Он сам и его семья могут стать отверженными до конца жизни и даже после.
