И тут доктор снова закашлялся, но продолжал расплываться в улыбке. Я его явно веселила. А он вводил меня в бешенство.
Вот сейчас мне очень стыдно за этот момент. Я же в глубине души знала, что он прав. Но у девушек бывает: как нахлынет волна и уже рот не закрыть, хотя ой как хотелось бы.
И я сорвалась, закричала на него:
— Как хочу, так и буду выглядеть. Это мои права. И не… не потому, что я феминистка, как сейчас принято всех называть или обзывать, а просто — женщина. Я хочу, чтобы на меня мужики смотрели и… как там говорится… штабелями укладывались и падали… а не просто дружили… — закончилось все диким завыванием со шпыняющими в носу соплями.
Мой дорогущий психолог продолжил протирать свои очки краем футболки. Он молча и достойно слушал, как очередная типичная истеричка выпускает пар от нервного срыва.
И я опять не выдержала:
— К вам визит штуку баксов стоит, а салфеток в комнате нет!!!
Вытирая глаза и нос тыльной стороной руки, я начала неприлично икать.
Доктор со всей невозмутимостью заявил:
— Ко мне приходят богатые люди и их простыми салфетками не утешить. А «веселые» барышни предпочитают пользоваться своим добром. Я так понимаю, я у вас первый?
— По психологам я не бегаю, — обиженно заявила я, успокаивая дыхание.
— А что ко мне пришли?
Проигнорировав его вопрос, я задала свой:
— Сколько осталось времени?
Доктор спокойно посмотрел на часы и ответил:
— Еще сорок пять минут…
На меня накатила тоска. Я поняла, что доктор не поможет закрыть все мои гештальты с Мудаком.
— Мне больше сказать нечего, — шмыгая носом, ответила я. — Давайте просто посидим, а то я в таком виде…
— Вы заплатили столько денег, чтобы так и не решить свою проблему с… Как вы его назвали?
— Просто… Мудак…
— Странное имя, ну да ладно… С вашим Мудаком… У вас, конечно же, есть проблемы с родителями. Давайте с них начнем.
Я с сомнением уставилась на него. А причем тут они?
— Одним предложением охарактеризуйте свою мать, — начал делать свое дело мозгоправ.
Я стала подбирать много всего — от «инфантильная истеричка» до «баба-дитя», но вырвалось другое:
— «Гриша, надень штаны!»
Доктор слегка хрюкнул от едва сдерживаемого приступа смеха.
— Очень интересно. Продолжайте…
— Да ничего интересного. За год до смерти папы мы были с родителями на пляже, и я увидела, что у него вместо нормальных ног взрослого человека — детские ножки, такие тощие палки, а смуглая кожа так обтянула ребра, что их легко можно пересчитать… Я помню, что сказала матери: «Папа очень похудел, посмотри, какие у него ноги. Надо его обследовать!» А она как закричит своим писклявым голоском на весь пляж: «Гриша, надень штаны! У тебя ноги ужасные. Свою дочь пугаешь!» Через год папы не стало. Рак — плохая штука.
Лицо мое скривилось, и я приготовилась плакать, но меня остановили…
Доктор продолжал пытать:
— А с отцом как?
Я мило улыбнулась. У меня был замечательный папа. Интеллигентный, скромный, вежливый. Все воспоминания о нем в карамельных оттенках.
— Пожалуй… — Я задумалась. — Ха… «Возьми зонтик»…
— Что за история? Вас постоянно дожди преследовали?!..
Доктор не скрывал играющего любопытства: глаза заблестели и прищурились.
— Смешная история была. Мне шестнадцать. И у меня первое свидание. Ну, знаете, такое правильное, с родительским благословением, с конкретными временными рамками до одиннадцати часов вечера. И тут папа краснеет, вернее, красными стали его большие уши, и спрашивает тихо и неуверенно: «Ты зонтик взяла?» А я ему: «Пап, на небе ни облачка». А он еще больше покраснел и так деликатно, тонко промурлыкал: «У каждой девушки в сумочке должен лежать “зонтик”, чтобы укрыться от “дождя”»! Это была такая тонкая аналогия, что мой совсем юный мозг не осилил ее до того момента, пока папа не протянул квадратные «зонтики» в красивой целлофановой упаковке, лично положив их в мою сумочку. Шепча при этом мне на ухо: «Эти надежные!» С тех пор у меня в сумочке всегда лежат «зонтики».
Михаил Петрович улыбнулся. И заинтересованно спросил:
— Ну а теперь все же расскажите мне, зачем пришли?
— Я хочу забыть Мудака! И перестать думать о нем!
Сдерживаемые слезы тут же выступили на глазах, застилая все вокруг. Мне стало так себя жалко за пустые надежды, за потраченные годы в ожидании любви, которой я почему-то не заслужила.
— Мирослава. У вас все получится. Через месяц начнется другая жизнь. У вас, собственно говоря, нет проблем…
Вдруг меня что-то кольнуло в груди. С ледяным блеском в глазах я уставилась на доктора. Он что, шутит?
И я выпалила:
— Я девятнадцать лет ждала его «люблю»… а вы мне… Вы понимаете, что это ненормально! Что я просто одержима им! Меня надо освободить от этого плена тупого ожидания «люблю». Вылечите меня от него!!! Немедленно…
И доктор спокойно процитировал мне:
— Кто ждал долго, еще подождет и будет ждать всю жизнь. У вас есть два решения: все бросить или ждать. Если бросите — начнется новая жизнь, если останетесь — будете жить той же дичью: страдать, мучиться, терпеть и ждать. Но это неплохо… миллионы женщин во всем мире живут вторым вариантом ради одного — быть с тем мужчиной, которого они выбрали сами. Но там обычно через месяц слово «люблю» исчезает навсегда, заменяется словами «должна», «так будет лучше», «не бьет, не пьет — и так хорошо».
После его фразы с четким уровнем пофигизма к каждому сказанному слову я вскипела, меня было уже не остановить:
— Я… Я вам — не миллионы женщин. Я женщина из сотни. Вы понимаете, что такое выиграть чемпионат даже уровня одной страны? В России сто сорок четыре или пять миллионов человек, половина из них женщин, треть девочек. Это уже примерно сорок миллионов. Но отбор идет из сотни. Я была первой! ПЕРВОЙ! Понимаете это?! Я тот человек, который в кровь может стереть не только пальцы на ногах, но и пятки, а потом снова и снова бежать… десять секунд… Вы себе представить не можете, как они превращаются в несколько часов ада… Так что… дерьмо ваша теория… Зря только пришла…
Я вскочила с дивана, одернула платье, которое подскочило, чуть ли не оголяя треугольник давно минувшего целомудрия, и направилась к выходу.
Остановившись в дверях, достала книгу и бросила ее к ногам мозгоправа:
— Говно! Не благодарите!
Сев в машину, я снова заревела, потом стала кулаками бить руль. И тут мне постучали в стекло.
Я резко оторвала голову и посмотрела налево. Нагнувшись, прямо в мое окно уткнулась мужская морда.
— Вам плохо? — совершенно вежливо и с нескрываемым участием и заботой спросил человек.
Но его голос почему-то отвратительными мурашками жалости прошелся по моей коже. А я не терплю к себе жалости.
Шмыгнув носом и не опуская стекла, я ответила:
— Да? А что?
Мужчина задумчиво продолжил:
— Может, помочь?
Я оцепенела, посмотрела на этого мужчину — лет сорока, лысоватого, с пузиком, — и процедила сквозь зубы:
— Себе помоги!!! — включив зажигание и выжав падаль газа, умчалась под изнурительный рев своей машины.
ГЛАВА 3
Бывшие — они как звезды, то неожиданно вспыхивают, то резко гаснут в вашей темной ночи жизни. В яркий солнечный день вы никогда их в своей реальности не заметите, а просто будете жить дальше.
Но признайтесь себе, когда вы, собственно говоря, вспоминаете о своих прошлых отношениях? Правильно. Когда ретроградный Меркурий накрывает с головой. Когда почему-то абсолютно все живут в счастье и достатке, а вот вы — такое единственное исключение из общепринятой нормы. К вам счастье идет и спотыкается через тридевять земель и из тридевятого царства, и где-то там — ваш Иван-Царевич, и именно сейчас он пытается поймать за хвост Синюю Птицу удачи. А вы сидите и ждете его в темной башне обыденности. А он там уже женился, «родил» детей, развелся и вот тогда-то и вспомнил о вас.
