– Отстаньте! – кричу не оборачиваясь. – Не трогайте!
Хоть ноги и плохо слушаются, но я все же пытаюсь, пытаюсь бежать, но неожиданно я чувствую сильный толчок в спину. Я запутываюсь в своих же ногах и кулем валюсь на землю.
В голове проносится: приехали!
Но я не сдаюсь. Вскакиваю на ноги и только собираюсь бежать, как сильная рука ловит за шиворот и тормозит.
– Да, постой же ты глупая! – срывающимся голосом, одергивает меня старуха.
Я медленно поворачиваю голову и вижу, что меня держит не она, а старик бомжеватого вида. От которого воняет точь в точь как и от бабки.
– Вы меня хотите съесть? – мямлю тонким голоском.
– Вот глупая? – поцокал языком дед и отпустил мое пальто.
– Думай, чего несешь-то?! – крутит возле виска пальцем старуха. – Дело есть к тебе, – заговорщически произнесла она, покосилась на деда, – неси.
Я молча наблюдаю за дедом, который подобравшись весь, бодренькой походкой возвращается назад к мешкам, брошенным на земле.
– Что тебе от меня нужно, бабуль? – смахнула со штанин и плаща мокрый снег.
Страх куда-то исчез, уступая место усталости.
Я плотнее затянула платок на шее, вопросительно посмотрела на старуху.
– Денег хочу доня, – потрескавшимися губами прочмокала бабка, а у меня вырвался от подобного заявления нервный смешок.
– И много? – с иронией в голосе спросила у нее.
– Ну сколько будет не жалко, – тут же отвечает она.
– Могу подкинуть пару сотен на хлеб и молоко. Больше нет у меня, – пожимаю плечами и лезу в карман, где лежат сложенные вдвое сторублевые купюры.
– Ба, вот он, на, – за то время пока мы разговариваем со старухой к нам вернулся ее дедок со свертком в руках. Подойдя к старухе вплотную он сунул его ей.
– А я не за просто так прошу, деточка. Вот за него прошу, – она разворачивает тряпку и у меня от глубочайшего изумления медленно опускается нижняя челюсть.
– Что это? – протягиваю руку к розовому свертку.
У меня сердце сбивается с ритма и стучит в груди через раз. Конечно же я понимаю, что в руках у бомжихи детский комплект для выписки. Я в свое время сотню таких пересмотрела для Лизы. Но меня волнует не комплект, а то что находиться внутри.
– А то ты не догадываешься?! – щеря беззубый рот с сарказмом отвечает старуха и поднимает краешек одеяльца.
– Ребенок? – выдыхаю я, почти беззвучно.
– Ага, он самый. Давай мне за него тыщу и будем расходиться, – старуха грубо одергивает край одеяльца и ребенок издает еле различимое мяуканье, – скоро уже стемнеет.
– Откуда он у вас? – я сделала шаг к ней, но старуха зыркнула на меня с такой злостью, что я мгновенно передумала приближаться к ней.
– Давай доня без лишних вопрос. Берешь? Или я его собакам выкину. Все равно он не жилец. Поди уже два дня голодный.
– Господи! Да что за издевательство? – у меня от возмущения прорезается голос. – Отдайте мне ребенка! Немедленно!
От такого безответственного отношение к маленькому беззащиному человечку, я забыла не только про страх, но и про осторожность. Но бомжи были на готове.
Старик подхватывает палку, что лежала рядом с бабкой и выставляет перед собой, преграждая мне путь.
– Сначало деньги, доня! А потом уже стулья… а в твоем случае вот этот кусок мяса, – старуха потрясла в руках сверток и из него послышалось детское кряхтение.
Сердце сжалось в комок от удушающей жалости к невинному детю. И дальше я действую чисто на инстинкте, совсем не думая головой. Вытаскиваю кошелек из сумки. Достаю зеленую купюру и трясущимися пальцами протягиваю старухе.
– Возьмите.
Но старуха вдруг отступила на шаг. И ребенка к себе прижала.
– Я передумала, – капризно скуксилась бабка.
– Что значит передумала? Отдавай ребенка! Вот деньги, – теперь я трясу купюрой перед старухой.
– Нет? – качает она седой гривой.
– А-а-а, я поняла, – хмыкаю в ответ, когда догадываюсь зачем весь этот цирк, – вам еще денег надо. Хорошо. Я дам еще. Но где гарантия того, что вы мне отдадите ребенка? – повышаю голос.
– Да не нужен он мне. Давай еще тысячу и забирай. Устала таскать его за собой, – старуха метнулась в мою сторону и я не успела сказать и слова, как она сунула мне в руки сверток, выхватила кошелек и дала дёру. Дед следом за ней.
– Эй! Эй! Подожди! – кричу вслед бомжам, ошарашенная поступком и прыткостью стариков.
В любой другой ситуации я бы кинулась за ними бежать: хотя учитывая что их двое, а я одна, то вряд ли, но сейчас - опускаю взгляд на сверток в руках, и чуть дыша приоткрываю розовую ткань и заглядываю в личико малышу. Малыш открывает ротик и как будто что-то ищет им в воздухе.
“Он поди два дня не ел,” – всплывают в голове слова старухи.
Следующее решение которое я принимаю, было совсем не в моем характере.
Стянув с себя бабулин платок, я накинула его поверх розового одеялка, чтобы оно не бросалось сильно в глаза посторонним и быстро зашагала к станции. Не оглядываясь. Понимая, что детдом с каждым шагом становится все дальше.
Глава 3
В электричке на удивление оказалось много народу. Но нам нашлось неприметное место в уголке, которое уступает подвыпивший мужчина.
Искренне благодарю мужика за любезность, отворачиваюсь к окну и нечаянно в темном стекле ловлю свое отражение.
Бледная, с растрепанными волосами, с горящими глазами, я немного похожу на безумную. Но ведь правду говорят, что глаза это зеркало душу. А там у меня действительно творится сейчас черте что.
На меня волнами накатывают эмоции от которых нереально штормит. Одно только чувство презрения к себе чего стоит. Я все еще не могу поверить в то, что купила ребенка. Пусть у бомжей и пусть я знаю, что если бы не отдала деньги, эта маленькая кроха погибла... но сам факт покупки – меня угнетает.
Малышка (мне отчего то кажется что это девочка) заворочалась на руках еле ощутимо и я инстинктивно начинаю ее качать. В груди сердце все сильнее распирает от чувства тревоги и волнения. Я не знаю что мне делать. Я растерялась.
С одной стороны мне надо бы заявить о ребенке в полицию. Ведь откуда то ее взяли бомжи? И я даже допускаю мысль о том, что они ее могли украсть. Но с другой стороны: я много знаю случаев, как нерадивые мамаши избавлялись от незапланированных чад, просто выбрасывая их в мусорные баки. И отчего-то внутреннее чутье мне подсказывает, что от малышки хладнокровно избавились. Кожу вмиг покрывает россыпь мурашек. Меня коробит эта мысль. Становится до боли в суставах омерзительна та, которая так могла поступить. Хотя жизнь у всех разная, и не мое дело их судить, но сердцу не прикажешь. Злость и презрение в некоторых ситуациях контролировать сложно.
Но главное я знаю одно,что в первом, что во втором случае это уголовная статья. И самым верным и правильным решением будет то, что сойдя с железнодорожного трапа я первым делом направлюсь с девочкой к полицейским.
Однако добравшись до своей станции и сойдя с трапа. Я сделала все с точностью да наоборот. И стоило на платформе в мое поле зрения попасть полицейским, я меняю направление и иду прочь.
Пока ехала в электричке в голове прокручивала варианты развития событий для малышки. И ни один из них не пришелся мне по душе. И в тот момент я для себя решила одно: пока не разберусь в том, как правильно нужно будет поступить, малышка останется со мной.
Крепче прижимаю к себе крохотного младенца и уверенная в правильности своего решения направляюсь на привокзальную площадку, где смогу нанять такси. Которым очень редко пользовалась в целях экономии. Но сейчас выбирать не приходиться. Я не могу с малюткой на руках кататься в маршрутных такси или чего хуже в метро, где на каждом шагу можно нарваться на полицейских.
Подхожу к самой ближней машине:
– Здравствуйте, до Ленинградской 15 сколько возьмете? – мужчина оценивающе смотрит на меня.
– Нисколько, – отвечает грубо, – у меня нет люльки для младенца.
