Потеря.
Ноа был знаком с таким чувством слишком хорошо. Он видел его в лицах родителей, когда они сдаются в борьбе с наркотиками. Он и сам испытал это чувство, когда потерял последнюю надежду наставить Джастина на путь истинный.
И вот сейчас он бежит в Мэн, надеясь обрести там покой. Будет сидеть на пирсе и ловить рыбу, как нормальный человек в отпуске. Но достаточно ли этого, чтобы забыть об ужасной ошибке, которую он совершил в случае со своим племянником?
И сможет ли он прямо сейчас уехать из этого дома, оставив Викторию Блекстоун одну?
Ноги сами понесли его к Виктории. Он подошел так близко, что видел дрожь слезинок в ее огромных глазах.
— С тобой все в порядке?
— Да. Правда. — Улыбка тронула ее губы. Профессионализм Ноа включился сам собой.
— Могу я чем-то помочь тебе? — спросил он.
— Боюсь, что нет. — Она провела рукой по блестящей поверхности серванта, словно смахивая несуществующую пыль. — Ты… ты напомнил мне кое о ком, и это причинило мне боль.
— О… — Этого он уж точно не собирался делать. — Ты хочешь, чтобы я ушел?
Она потянулась и удержала его рукой.
— Нет. Вовсе нет.
Ее прикосновение было нежным. Инстинкт самосохранения приказывал ему отпрянуть и бежать со всех ног подальше от этой женщины, которая заставляла его напрочь забыть о здравом смысле.
— Послушай, почему бы тебе не остаться на ужин? Сейчас большинство ресторанчиков на побережье уже закрыты. Придется проехать несколько миль, чтобы найти что-нибудь подходящее.
Он знал, что ему следует отказаться. Но, к сожалению, с его губ сорвалось совсем другое:
— Ужин? Звучит потрясающе.
Он останется на ужин, но только потому, что ее прикосновение затронуло нерв, который, как ему казалось, атрофировался за годы работы. Кроме того, Ноа было приятно побыть в роли человека, который не несет ответственность за судьбы других людей.
— Отлично! Я поставлю еще один прибор. — Улыбка снова озарила ее лицо, приводя Ноа в замешательство. И предупреждая о том, что он сделал то, что не хотел делать: положил первый кирпичик в их отношениях.
Что, черт возьми, с ней происходит? Виктория всегда считала, что может сохранять спокойствие при любых обстоятельствах. Но вот появился Ноа Маккарти и без труда доказал, что она занималась самообманом.
Она расплакалась у него на глазах. Расплакалась, словно беспомощная женщина, не умеющая найти выход.
— Извини. Вообще-то я не привыкла заливаться слезами в присутствии посторонних, — оправдывалась Виктория.
— Понимаю, — ответил Ноа. Но у Виктории сложилось впечатление, что сказал он это только из вежливости. Очевидно, Ноа Маккарти не привык лезть в души людей и бередить их чувства.
Но оттого-то Виктории и казалось, что можно доверять ему. Кроме того, так хотелось поделиться с живой душой своим горем, что она, не задумываясь, начала свой рассказ.
— Мой отец облокачивался о стену всякий раз, когда говорил по телефону. Дядя Джо звонил ему каждое воскресенье, и они часами болтали, обсуждая налоги, выборы, пробки на дорогах. — Горькая усмешка исказила нежные черты ее лица. Очевидно, воспоминание все еще причиняло ей боль. — Он умер шесть месяцев назад. Но я никак не могу смириться с его утратой. Еще раз извини.
— Все в порядке, — успокоил ее Ноа, беря руку и заставляя почувствовать впервые за долгое-долгое время, что все действительно будет хорошо. — Прими мои искренние соболезнования.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы слезы снова навернулись ей на глаза. Виктория шмыгнула носом и постаралась взять себя в руки.
— Спасибо… Эй, Чарли, — обратилась она, меняя тему, к собаке, чьи ушки тут же настороженно поднялись, — ты тоже приглашен на ужин.
Пес довольно завилял хвостом, подпрыгнул и стал карябать своими маленькими когтями ее обнаженные ноги. Она опустилась на колени и почесала у него под шеей.
— Посмотрите-ка на него, — вмешался Ноа, — он такой… подлиза.
— А по-моему, он очень милый. — Словно в подтверждение ее слов Чарли повалился на спину и подставил для ласк свое пузо.
Виктория пощекотала его пальцами.
— Сейчас же прекратите, — приказал Ноа, смеясь. Она бросила на него удивленный взгляд.
— Что я такого сделала?
— Вконец избаловали его. Сейчас он снова потребует, чтобы я стелил ему шелковую подстилку.
Девушка недоверчиво сдвинула брови.
— Шелковую подстилку?
— Да. Видишь ли, Чарли — король в замке моей матери. Все его желания беспрекословно исполняются. У него даже есть свой собственный плюшевый мишка. Представляешь, не прошло и суток, а мать звонила уже три раза, чтобы удостовериться, что я хорошо с ним обращаюсь.
Виктория усмехнулась.
— И все же он очень милый пес. Я понимаю, почему она так балует его.
Ноа и сам был не плох. Хотя «милый» — вряд ли то определение, которым бы охарактеризовала его Виктория. Она бы подобрала более восторженные эпитеты: роскошный, мужественный и самое главное — загадочный. Похоже, он даже не подозревает о том эффекте, который производит на женщин.
Соберись, приказала она себе. Немедленно возьми себя в руки.
— Ой, я почти забыла о Лари. Мы всегда обращаемся в его мастерскую. Точнее, обращались, когда был жив отец, — поправилась она. Сама Виктория научилась водить несколько лет назад, но еще ни разу не выезжала за пределы родного городка. Мысль о том, чтобы выехать на шоссе, в город, пугала ее до смерти. — Его номер написан на листке бумаги рядом с телефоном.
— Спасибо. — Ноа подошел к телефону, набрал нужный номер и стал ждать. Когда на другом конце провода ответили, Ноа объяснил свою проблему. Договорившись обо всем, он повесил трубку.
— Лари приедет? — поинтересовалась Виктория, стараясь скрыть свое волнение по поводу того, что ей предстоит провести вечер в компании Ноа Маккарти.
— Ага. Он будет здесь примерно через полчаса. Но если мое присутствие мешает тебе, мы можем забыть об ужине. — Он опустил взгляд на Чарли, который расположился между ног Виктории. — Мы уедем, как только прибудет эвакуатор.
— Ты не можешь уехать, — с усмешкой заявила Виктория. — Иначе мне придется есть ростбиф по три раза на дню в течение недели.
— Ростбиф? Я сто лет не ел такой вкуснятины.
— Прости, но насчет вкуснятины не обещаю. Кусок говяжьей вырезки — это единственное, что я нашла в холодильнике. Я живу одна, и поэтому мне обычно не требуется много провизии, но… — Она рассмеялась. — Можно ли с уверенностью утверждать, что к ужину не заявится какой-нибудь гость? А стоит моему воображению заработать, его уже ничто не остановит.
