В тот приторный жаркий день, я вышла на улицу и впервые в своей жизни, увидела маленькие желтые солнышки, которые усеивали зеленое поле травы. Я посмотрела на небо, в надежде, что, то, большое, яркое сжигающее, уничтожающее солнце упало от своей тяжести, или от старости и ветхости, и раскололось на много-много маленьких круглых, желтых осколочков, которые теперь надо лишь собрать веником и выбросить в мусор. Я подняла голову, но нет, надеждам не суждено было сбыться, оно светило все так же ярко и невыносимо. «Стало быть, это его дети! – в ужасе подумала я, – Это значит, они вырастут такими же большими, жаркими и ужасными, как, то, которое валяется вот уже целую вечность, как говорят взрослые, на голубой перине неба и стреляет уничтожающими яркими светящимися стрелами?!» Я стояла посреди поляны с одуванчиками, представляя, как оно, это большое первое солнце, в один момент, спустит вниз веревочные лесенки и все эти тысячи его дети, целая армия светил, полезет наверх, неуклюже перебирая своими маленькими коротенькими ножками. Тогда я в ярости начала срывать все эти ужасные солнышки, чтобы прекратить их существование еще в безобидном, беззащитном состоянии. Я приготовилась к мучительной борьбе, думала, что они начнут жечь мне руки, глаза, будут оказывать сопротивление, но нет, как это не показалось мне странным, они были не в состоянии противостоять мне – трехлетней девочке, которая своими маленькими пухленькими ручками, срывала головки маленьких желтых солнышек.
– Что ты делаешь, дорогая? – спросила моя бабушка.
– Уничтожаю! – ответила я предельно честно.
– Не надо, дорогая, они ведь живые. Им же больно! – сказала бабушка.
Тогда я окончательно убедилась в своей правоте.
Когда я устала рвать солнышки, я села на траву и посмотрела на свои руки. Все мои ладошки были в белом молоке одуванчиков, а все мое платье была выпачкано желтыми следами. Я была тогда довольна собой, мне казалось, что это кровь этим маленьких детей солнца, что я их уничтожила…
В тот день, когда я встретил женщину своей мечты, был ужасный жаркий день. С самого утра, я бездельно бродил по улицам, переходя из кабака в кабак, скрываясь от жары и попивая кока-колу, ждал вечера, когда можно будет влить в себя виски со льдом. В те моменты, когда мне приходилось выходить на улицу и проходить те несколько шагов из бара в бар, иногда в сто, а то и более метров, я натыкался на бесконечное множество фонтанов, которые меня окружали. Я останавливался рядом с ними, и с вожделением смотрел в холодную воду, где блестели старые, монетки. «Интересно, – думал я, – Эти люди вернулись сюда, или монетки не действуют?!» Сам я никогда не бросал монетки в фонтаны, наверное, потому, что мне меньше всего хотелось куда-то вернуться.
Утром я не пожелал идти на работу, поэтому, позвонив управляющей, старой женщине двадцати девяти лет, я сообщил, чтобы она решала все вопросы сегодня сама и не беспокоила меня, я приеду завтра. К счастью, дела у меня шли довольно хорошо, и моя управляющая – Лариса, была превосходной управляющей, так что такие дни псевдо отдыха, я периодически мог себе позволить.
Лариса – пожилая девушка тучно наружности и обширного бюста, представляла собой кремообразное тело, цвета платья невесты – девственницы, с пробивающимися на голых икрах, словно пиявки, черными точечками – отрастающими волосками. Ей было вечно двадцать девять. Причем это вечно, распространялось не на будущее после двадцати девяти, а на прошлое. Работать она у меня начала, когда ей было девятнадцать, но и тогда она была пожилой, двадцати девяти летней старушкой с потускневшими от недотраха глазами и порозовевшими от смущения щеками. Но, несмотря на свой отвратительнейший вид, олицетворением которого были серые юбки и синтетические блузочки с плечиками, Лариса была наилучшим, так сказать «доставщиком», моих клиентов до пункта их назначения. Она была замечательным работником, знала хорошо свое дело, и казалось, простаки родилась именно для этой работы.
Не знаю, откровенно говоря, зачем я постоянно (раз в неделю уж точно) устраивал себе выходной день, ведь больше всего меня угнетало безделье, которое порождало в моей голове, ужасную потребность и возможность осознания, ужасающей меня действительности. Это осознание, было маленьким пушистым троллем, ярко зеленого, кислотного цвета. Передвигался он на тоненьких ножках, переваливаясь с одной на другую и цепляясь коготками трехпалой ступни в кору моего головного мозга. У него была ехидная, злобная кривая ухмылка и прищуренный взгляд. На голове у него росли три волосинки цвета выцветшей зеленки, которые он беспрерывно зализывал маленькой грязной расчесочкой. Он вылезал из моего гниющего, тлеющего и воняющего мозга, отряхивая свою шкуру и недовольно морщась, недовольно морщась, начинал цитировать, то мою соседку по дому – «… дорогой, ты только представь, сегодня, мо шофер, забыл открыть мне дверь машины, и я опоздала на укладку моего Йоркширского терьера…». Иногда он воспроизводил случайно услышанные мною где-то отрывки бесед, которые в момент из пролетали над моими ушами, вызывали у меня приступ отрешения, отчего я старался их тут же забыть, но он – злобный тролль, их специально запоминал, записывал и воспроизводил, как максимально мне ненавистное. «Аньк, как ты думаешь, выебет меня сегодня Вася – грузчик из продуктового, или не выебет…» – слышал я хрипловатый голос тролля. «…в пизду!» – услышал я тролля, голосом своей жены, которая говорила по телефону с подругой. А была такая милая, тихая, интеллигентная еврейская девушка, подумал я тогда с жалостью.
– В пизду! – произнес я вслух, обращаясь к троллю, который лишь поморщился и, расхохотавшись, упал на пол, поскользнувшись на жиже моих мозгов.
– Как вам не стыдно! Здесь же дети! – услышал я голос молодой, растолстевшей, ни то от родов, ни то от обжорства мамаши, которая затыкала уши своем пятилетнему чаду.
– Да что вы дамочка, думаете ваш ребенок таких слов не знает?! – вступил в диалог полу алкаш, полу человек.
– Иди на хуй, пидорас! – ответила она, горделиво подняв голову, и удалилась в направлении «некуда идти», таща за собой улыбающегося карапуза.
Те выходные дни, которые я себе устраивал, я проводил с моим троллем и кока-колой, переходящей в виски. Кока-колой я подбадривал тролля и целлюлит моей женской сущности, иски, я затыкал тролля и подбадривал свою мужскую сущность. Думать не хотелось, все было отвратительно и беспредельно безнадежно. Каждый раз, после очередного выходного дня, которые я себе устраивал, я давал себе обещание, что больше, этого не повториться, никаких выходных, но нет, я снова срывался и шел на поиски своего отражения в бесконечно грязных фонтанах, и свидание с троллем…
