подозрения подтвердились, и это было как в страшном сне. Я не сказал, что не одна она сегодня стала старше, это было лишнее. Просто Мила меня покидала, и мне хотелось украсть ее, унести с собой на край света, чтобы никакие проблемы нас не могли достать. Я повернулся к ней лицом, заглянул в изумрудные глаза, и нежно коснулся губ. Первый и последний поцелуй, я не мог больше откладывать его на потом. И как жаль, что я не решился на это раньше.
Потом я до самой ночи уговаривал ее писать мне, как только обживется на новом месте. Обещал, что дождусь следующего лета, что мы снова пойдем кормить уток в пруду, что научусь играть на гитаре, буду петь её любимые песни, а дома посажу ромашки, чтобы круглый год радовать её.
Но ничего этого не случилось. Я почти сразу уволился из ресторана, где каждый столик напоминал мне о ней, потом до зимы ждал письма, а к весне уже переехал на другую квартиру. Меня предали – лишь такое чувство терзало меня до следующего лета. Уехала и забыла – вот и всё, что приходило в мою молодую голову, когда я вспоминал про Милу.
Наступило новое лето. Как-то я шел с одной знакомой по городу и вдруг замер – а что, если Мила уже вернулась, сидит с подружками в глубине ресторанчика и хохочет над новыми официантами. Даже если она не захотела поддержать общение со мной, я ужасно хотел её увидеть. Пока мы шли в сторону до боли знакомых мест, я представлял, как Мила могла измениться за год. Наверняка стала старше, жизнь в другой стране изменила ее стиль одежды, манеру говорить. Но голос по-прежнему звонок, глаза горят сочной зеленью, а волосы, что ж, буду надеяться, она их не перекрасила и не отстригла. И вот мы с моей спутницей очутились на другой стороне улицы от места, где год назад я по-настоящему влюбился. Сердце замерло, я не решался перейти дорогу.
– А знаешь что, давай я узнаю, есть ли в этом местечке хорошие места, а ты пока побудь здесь, – я усадил девушку на террасе цветочного магазина, взглянул на свое отражение в витрине, пригладил волосы и твердой походкой пошагал на встречу к Миле. Я не был уверен, что она ждёт меня там. Но если и ждёт, не хотелось появляться в компании с кем-то, пусть Мила увидит, что я сдержал обещание, а она нет. Конечно, я не буду упрекать её за молчание, но, надеюсь, ей самой станет стыдно.
Но за столиком Милы и её подруг не оказалось. Секунду подумав, я обратился к официанту, что хочу увидеть хозяина ресторана, так как у нас есть одна общая знакомая. Благодаря практике по специальности, я мог позволить себе дорогой костюм и смотрелся теперь вполне себе статусно. Мне предложили пройти за столик, я отказался. Но лучше бы мне тогда сидеть, чем с грохотом упасть на пол от услышанного.
Ко мне вышел молодой мужчина, вовсе не отец Милы. Как оказалось, он стал владельцем ресторана с того момента, как я уволился. О том, почему прежний хозяин так поспешно и дешево продал его, он не знал. Я уже было собирался уйти, как с кухни, услышав мой голос, вышел повар, мы с ним отлично ладили, и я обрадовался, увидев старого знакомого.
– Ты что, не знаешь ничего? – этот взволнованный тон не обещал ничего хорошего.
Новости были не просто плохие, они были невыносимо страшные. Такие, что в глазах потемнело, я не мог дышать, ноги предательски подкосились, слышал лишь голоса вокруг сквозь пелену горя и желания умереть.
Мила и её мама разбились в автомобильной аварии в тот день, как оказались в другой стране. Отец продал всё и отправился судиться с виновными в этой трагедии.
Первое, что я подумал, когда успокоился – какой же ты, парень, эгоист. Думал, тебя бросили, изображал страдальца, верного и честного, хотел даже устыдить Милу в чёрствости. А оказалось, что ты сволочь последняя, даже не подумал, как она там. В чужой стране, далеко от дома. Пойди ты к её отцу, умоляя дать адрес, мог бы узнать всю правду раньше, и жить без обвинений, не упрекая каждый день Милу. Нужно было вспоминать лишь те дни счастья, пока память ещё свежа, снова проживать то лето, мгновение за мгновением. А сейчас её образ затуманен ложью, которую я сам выдумал. Конечно, Мила бы написала мне, как только приехала, она бы отправляла открытки с фотографиями мест, где успела побывать, я бы с радостью покупал кучи конвертов, потому что забывал бы написать обо всём в одном письме и отправлял ещё одно вдогонку, а за ним ещё и ещё…
Следующие два десятка лет последний день лета больше не был моим днём рождения. Это был день Милы, её именины, наш последний день вместе, а ещё день смерти Марты. Если бы я кому-то рассказал о том, что считаю их воплощением одной души, меня бы сочли сумасшедшим. Наверное, я таким и был.
У Марты не было никого, кто бы ухаживал за её могилой, а вот к Миле ежегодно приходил её отец. Сначала, измученный горем, он не узнавал меня, но однажды, когда мне было уже за 30, он вдруг спросил, не тот ли я парень из его ресторана, что приглянулся его солнышку. Я молча кивнул и продолжил собирать сухие цветы с плиты.
– Скоро я не смогу приезжать, понимаешь, – он глядел на меня с просьбой приходить сюда вместо него, но я знал, что и для него приду сюда тоже.
В свои сорок с небольшим я так и не обзавелся семьей, родители ужасно хотели внуков, а я жил один. Зато открыл своё дело, стал влиятельным человеком в городе. «Архитектура – это его жена, а постройки – дети», – говорил отец.
Коллеги по работе считали меня купидоном, ведь каждый находил среди моих помощниц себе жену. А тут дело простое – девушка выходила замуж, потом уходила с работы, на её место брали новую и так повторялось из раза в раз. Казалось, уже все нашли себе жену, но нет, находился новый заказчик, как назло, холостой, и мне снова приходилось самому рассылать письма, отвечать на все звонки.
«Следующую возьму пострашнее, чтобы потом не искать ей замену», – смеялся я, представляя уродливую помощницу.
Перед деловым обедом я забежал к себе, чтобы поглядеть на новенькую и
