говорить, а ты будешь молча слушать. Поняла, Тамара Сергеевна?
Девушка недовольно поджала губы.
– Жень, не сердись на меня.
– Не сердиться? О, милая, я сейчас испытываю совсем другие чувства. А конкретно – желание взять армейский ремень и отхерачить тебя по заднице! И нет, деточка, не в качестве прелюдии к секс-играм.
По мере того как он говорил, глаза Томы распахивались сильнее, а на щеках заиграл долбаный румянец. И чем бы он ни закончил фразу, она точно представила, как он перекидывает ее, голую, через колено и шлепает по аппетитной попке.
Он-то точно представил!
И пах отреагировал еще быстрее, чем полагалось.
Ситуация осложнилась тем, что на Евгении были хлопковые джоггеры. Возбужденный член не заметить, конечно, можно было. Если не смотреть на пах.
А Тома посмотрела.
Сразу же.
– Ты возбудился, – сказала она об очевидном.
– И что? – рыкнул Евгений, подходя к ней и опускаясь на корточки так, чтобы их лица находились на одном уровне.
Последнее он тоже зря сделал.
Лучше держаться от ее лица и, в частности, губ подальше.
Потому что вся она сплошное искушение. Причем бьющее наотмашь.
Тома сознательно не провоцировала его. По крайней мере, хотелось в это верить, иначе он сильно разочаруется, хотя кому его разочарование сдалось?
Она сидела, не смыкая губ. Чуть заметно приоткрыв сладость, от которой дурелось похлеще водки, что Тихонов выпил.
И он собрался разговоры с этой лялей вести? Серьезно?
Да ее трахать надо. Долго. И много.
– На меня возбудился, – уперто продолжила она, глядя на него во все глаза.
– Я голодный. И возбудился бы на любую другую девушку, – грубовато ответил он, зло прищуривая глаза.
На лице Тамары мгновенно отразилась обида, которую она даже не пыталась скрыть.
– Я тебе не нравлюсь?
– Том, давай проясним, что происходит. Один раз! – Для пущей убедительности он поднял указательный палец. – Я тебе нахрен не сдался. И не пытайся сейчас опровергнуть сказанное мной! У тебя в отношении меня стокгольмский синдром! Только наоборот. Ты же девочка образованная, в курсе, что такое «стокгольм»? Ты на мне зациклилась. Ничего личного. Я знаю, ты ходишь к психологу, это очень хорошо. И искренне верю, что он тебе поможет. А вот то, что ты меня преследуешь – а ты, деточка, именно этой херней и занимаешься! – Евгений рад был не повысить голос, да не получилось. – Очень плохая тенденция.
– У меня нет «стокгольма», – негромко проговорила она, в который раз поражая его своим спокойствием.
Ей бы психануть. Наорать на него. По морде съездить. Но нет, она упорно продолжала идти выбранной дорогой.
– У психолога спрашивала?
По тому, как заалели ее щеки, стало понятно, что спрашивала. И какой ответ получила – тоже.
– Не я спас тебя, Том. Не я конкретно. Я был только тем, кто протянул тебе руку и принял. Все. И уже то, что ты выяснила, кто я, выходит за все рамки. Так не должно быть.
Он вроде немного успокоился, поунял пыл.
– Почему не должно, Жень? Ты не веришь в химию между людьми?
– Угу, верю, – не скрывая сарказма, сказал он. – Еще как верю. И эта самая химия с тобой случилась в тот момент, когда ты посмотрела мне в глаза? Морда была скрыта под маской. И я, блять, найду того урода, кто вел оперативную съемку твоего вызволения и сдал меня с потрохами. Потому что в нашем подразделении не приветствуются подобные фокусы.
По мере того как он говорил, девушка поджала губы. И руки, что лежали на краю дивана, тоже сжала.
– Я глаза твои запомнила…
– Ага, и по ним выяснила мою личность среди сотен тысяч других жителей города?
– Жень…
– Замолчи! Я еще не все сказал. – Он понимал, что грубит. Точнее, не так. Он сознательно грубил, намереваясь сегодня поставить точку в этом фарсе. – Хочешь я тебе расскажу, как выглядит со стороны твои действия? Ты, гонимая подсознательным, или я уже не знаю чем, начинаешь вешаться на взрослого мужика. И это неправильно! Не надо мне заливать про химию, про любовь с первого взгляда, прикосновения и прочее! Ты хочешь закрыть гештальт, на котором зациклилась. А что тебе для этого надо? Переспать со мной! Но ты же не шлюха, Том, правда?
И слова он тоже выбирал соответствующие.
Сквозь румянец, которым полыхали нежные щеки Тамары, без единого намека на несовершенство, просочилась бледность.
– Ты же знаешь…
– Нет, не знаю! – рявкнул Тихонов, отчего она вздрогнула, а его, сука, прострельнуло. Захотелось тотчас рвануть девочку на себя, спрятать на груди и согреть теплом. Обнять и долго держать в объятиях. Но, кажется, через нечто подобное они проходили и теперь имеют тот итог, который имеют. – Потому что ты ведешь себя именно как шлюха! Предлагаешь себя! Трогаешь мою ширинку. Если я сейчас тебя поставлю на колени и достану член, ты возьмешь его в рот? Отсосешь у меня? А?
Он готов был поклясться, что после этих слов как минимум ему влепят пощечину. Расстояние позволяло.
Давай, маленькая… ну же! Реагируй, мать тебя ети!
Ударь!
Она промолчала.
Громко сглотнула и подбородок выше подняла.
О как… Ладно, тогда поехали дальше!
– И что еще сделаешь, Тамара Сергеевна? – Евгений снова понизил тон, перешел на интимный. – Будешь прибегать ко мне по первому звонку. Я хочу потрахаться, пишу тебе, ты прыгаешь в свой «мерин» и мчишь ко мне? Без обязательств, без всего! И каким бы я ни был – грязным, пьяным – обслуживаешь меня! А удовлетворив свою похоть, я выставлю тебя за дверь! Потому что не хочу больше видеть в хате. И о том, что я тебя пользую, будут знать все. Мои друзья, коллеги. Потому что уже кто-то сдал! И ниточка потянулась! Тебя такой расклад устраивает?
В ответ не последовало ни слова.
– Ты. Сегодня. Подошла. К мужикам. В баре. К взрослым мужикам! И предложила угостить? Это, сука, вообще, как смотрится со стороны? – Его, кажется, понесло. – Как блядство чистой воды!
Где-то тут она должна была заплакать. Между его оскорблениями. Но Тома продолжала молчать. Лишь глаза еще больше стали. Такое разве возможно?
– Ты выставляешь себя доступной телкой. – Откуда его язык выуживал забытые грубости и дворовый лексикон? – Ту, которую не хочется завоевывать. Не хочется любить. И тем более не хочется называть своей.
