крикнул он в ответ.
Керен стиснула зубы и глубоко вздохнула. Сегодня не стоит позволять себе злиться.
— Ты ведь сказал, что ненадолго.
Если он ее и слышал, то притворился, будто не слышит. Скоро до нее донесся его голос:
— Растворимый кофе подслащивают?
— Нет.
— Нигде не могу найти сахар.
— Я разрешила тебе осмотреться, а не рыться у меня на камбузе.
— Как мне найти сахар, если я не буду смотреть? — От его рассудительности ей захотелось разрядить в него огнетушитель.
— Сахар в шкафчике рядом с холодильником, в сине-белом пакете. На нем написано «Сахар». Кстати, тебе уже приходилось заваривать кофе? — Предки Янниса принадлежали к числу основателей Агона. Его родные считались местной знатью, они близко дружили с королевской семьей Каллиакис. Яннис учился в той же английской школе-интернате, что и сам король и два его младших брата, хотя и несколькими годами позже. Выросший в невообразимом богатстве, он дожил до тридцати четырех лет без необходимости заниматься домашним хозяйством.
— Неужели готовить кофе так трудно?
Керен с трудом удержалась от того, чтобы не заскрипеть зубами. Чтобы отвлечься, она опустила тент, создававший тень над маленьким столиком, и села на одну из скамей.
Она пришла в ужас, сообразив, что ноги у нее дрожат, хлопнула себя ладонями по бедрам и приказала себе успокоиться.
Горе, завладевшее ею у могилы дочери, и сознание того, что и Яннис, должно быть, в такой день тоже страдает, заставили ее немного смягчиться по отношению к нему. Керен снова разозлилась, когда он неожиданно заявился к ней на яхту. Она думала, что у нее будет целый день на то, чтобы подготовиться к завтрашней встрече с ним, но он застал ее врасплох, и сейчас ей хотелось свернуться клубком и отключиться от всего мира. Ни к чему испытывать такие сильные чувства. Ей не следует вообще ничего чувствовать по отношению к нему.
Керен уверяла себя, что все дело во внезапности. Прожив полтора года врозь, она увидела его вблизи, что стало ударом для ее нервной системы.
Все внутри ее сжалось, когда он наконец показался из люка, пригнулся, проходя под бельевой веревкой, и сел за столик. Придвинув к ней кружку с кофе, он изумленно покачал головой:
— Как ты ухитряешься жить в такой тесноте?
— Для моих потребностей вполне достаточно. — Боясь смотреть ему в глаза, боясь собственной чрезмерно бурной реакции, она отвернулась и посмотрела на спокойное, прозрачное море.
— Мой катер и то больше. — Яннис имел в виду катер, пришвартованный рядом с «Софией». Для Керен «катером» служил каяк. Она часто вставала на якорь в море, не заходя в марину, пересаживалась в каяк и гребла до самого берега.
Правая нога у нее снова задрожала. Она скрестила лодыжки, надеясь, что он ничего не заметит.
— Предпочитаю содержание форме.
— Это намек?
— К сожалению, да. По-моему, тебе лучше всего выпить кофе и уходить. Сегодня я не хочу с тобой ссориться. — По крайней мере, ей удалось сдержать голос. Хоть какое-то утешение.
— Я сегодня тоже не хочу ссориться, glyko mou.
— В таком случае будь любезен, пей кофе молча.
Яннис удобнее устроился на скамье и отпил маленький глоток. И сразу же поморщился:
— Боже, ну и гадость!
Керен сжала кружку обеими руками, чтобы он не заметил, как они дрожат. Тоже отпила кофе. Он оказался чуть крепче того, к чему она привыкла, но вполне сносным.
— Нормальный.
— Просто кощунство называть это кофе. — Яннис выпил еще немного, чтобы убедиться в ужасном вкусе напитка. — Теперь я понимаю, почему его называют «растворимым». Растворимая гадость!
— Тогда почему бы тебе не вернуться домой и не попросить кого-то из слуг сварить тебе нормального кофе?
— Скоро уйду. У тебя в холодильнике и в шкафчиках почти ничего нет. Что ты будешь есть на ужин?
— Возьму что-нибудь из запасов.
— Где они?
— Хочешь сказать, что ты не раскрыл всех тайн моей тесной яхты?
— Можно еще посмотреть?
— Нет. Запасы я храню в рундуке на носу. А теперь, если ты не собираешься допивать кофе, можешь идти. Если хочешь допить, допивай и уходи.
— Ты хочешь, чтобы я ушел?
— Да. И если еще хоть раз вернешься до завтрашнего утра, уйду я.
— И не поговоришь со мной?
— Говорить хочешь ты, не я.
— Пока не поговоришь со мной, я ничего не подпишу.
— Думаешь, мне не все равно?
В его голосе проступила досада.
— Я думал, ты ждешь не дождешься, когда нас разведут окончательно!
Ей каким-то образом снова удалось сдержаться.
— Предпочитаю, чтобы нас развели как можно скорее, но, если придется еще немного подождать, ничего не поделаешь.
— Я могу и вообще отказаться что-либо подписывать.
— Можешь, — согласилась она с холодностью, которая не сочеталась с пылающим внутри ее пламенем. — Но даже если ты ничего не подпишешь, я все равно получу развод по законам Агона.
— Через десять лет.
— Через восемь с половиной, — возразила она. — Мы живем раздельно уже полтора года.
Они поженились на острове Агон и провели там всю недолгую совместную жизнь, поэтому расторжение брака должно было происходить по местным законам. В соответствии с ними, если один из супругов не дает согласия на развод, брак можно расторгнуть через десять лет после разъезда.
Мысль о том, что придется так долго ждать, чтобы избавиться от него, была невыносимой. Неужели он собирается так долго тянуть ей назло? Ну да, ведь после развода у него не останется больше средств ее мучить.
— И как ты жила эти полтора года?
— Завтра отвечу. — Керен встала и положила ладонь на столешницу, чтобы не пошатнуться. — Прошу тебя, Яннис, уходи. Твое присутствие меня злит, а сегодня я не хочу злиться. Нам обоим нужно погоревать, но вместе ничего не получится.
Это им никогда не удавалось.
Лицо у него напряглось. Чувственные губы поджались. Он не сводил с нее своих поразительных голубых глаз.
Керен заранее сгруппировалась, но ожидаемой колкости не последовало. Яннис резко кивнул, бросив: «Увидимся утром!» — встал и сошел с яхты на причал.
Только когда он скрылся из виду, она снова опустилась на скамью и плотно обхватила себя руками.
Керен проснулась вместе с птицами. Их щебет не утешал бурлящих в ней эмоций, которые не давали ей покоя даже во сне, до того, как она открыла глаза.
Яннис больше не возвращался, но достиг своей цели. Он нарушил покой, который она обрела в своем маленьком плавучем доме.
Спустя полтора года, в течение которых она решительно выталкивала его из своих мыслей всякий раз, как он пытался туда
