— И пальцем не пошевельну! Если тебе нечего больше сказать, я ухожу, — сухо и снисходительно улыбнулась она, полагая, что беспокоиться не о чем. Не желая тратить лишней минуты на эту назойливую вошь, Клео потянулась за сумочкой. Но Фентон перехватил ее руку и сильно, до боли, сдавил запястье. Чтобы освободиться, ей пришлось бы поднять шум, а она ненавидела публичные сцены. Клео снова села, в гневе кусая губы.
— Вот это мудро!
Голос Фентона звучал вкрадчиво; он медленно отпустил ее руку.
— Кушай креветки, киска. Они восхитительны. Это займет некоторое время. Речь идет о твоем дяде Джоне, этом столпе респектабельного общества. Хотя он, кажется, слаб здоровьем.
Он резко отодвинул бокал виски с содовой и щелчком подозвал официанта. У Клео упало сердце; но, несмотря на охватившую ее тревогу, она сдержала дрожь в голосе и прервала его разговор с официантом.
— Дела моего дяди тебя не касаются.
— Неужели? — Роберт окончил заказ и кивком головы отослал официанта. — А у меня как раз есть к нему дельце. Хочу озаботить его насчет тебя — а именно твоей нравственности. Он ведь такой высоконравственный, твой опекун. Да и твоя тетушка Грейс — весьма благочестивая дама. Как трепетно она поддерживает престиж семьи! Небезосновательно, конечно. Особняк из двадцати комнат в Харт и банковский счет, уже, должно быть, коснувшийся двухмиллионной отметки, — это престиж, ради которого и я бы, пожалуй, исправился.
— Перейдешь ты наконец к делу? — раздраженно оборвала его Клео, потеряв терпение, и оттолкнула тарелку с нетронутыми креветками, на месте которой тут же оказалось первое блюдо — палтус.
— К делу? Ах, да. — Фентон, улыбаясь, отрезал кусочек телятины и положил в рот. — Тетя Грейс не особенно расстроится, услышав неблагоприятные отзывы о твоей нравственности. Раздосадуется, посетует, но — выдержит, особенно если удастся замести грязь. Но дядя Джон — милый старичок! — это совсем другое дело! У него уже было два тяжелейших инфаркта… — Фентон покачал головой, изображая скорбь. — Если он узнает то, что я мог бы ему рассказать, опираясь на желтую прессу, его ожидает третий, который, весьма возможно, окажется смертельным. Особенно если принять во внимание, что второй инфаркт последовал сразу после той самой статейки о его сынке Люке в колонке Деззи Фипса. Но ведь мы не желаем зла старику, не так ли, любовь моя?
Ей захотелось его ударить. Сидеть с ним за одним столом было невыносимо. Шантажист, конечно; но чем он мог ее запугать? Удивление Клео было столь сильно, что заглушало тревогу, однако оно длилось недолго. Гладя на Фентона потемневшими от отвращения глазами, Клео прошипела:
— Ты несешь грязную, гадкую чушь! Не тебе судить о моей нравственности. Мы встречались всего несколько раз…
— Чаще, чем тебе хотелось бы думать. — (От его взгляда по ее спине пробежали мурашки). — И полагаю, что именно моя версия событий, предшествовавших нашему разрыву, приведет публику в приятное возбуждение. Вот как я их представляю: бедный, но честный юноша, то есть я, — Фентон склонил голову, и Клео презрительно фыркнула, — влюбился в очаровательную молодую студентку. То есть, в тебя. Конечно же, он ей не пара, но наш герой не подумал об этом, так как был безумно влюблен, и так далее в том же духе. Но вскоре возникли проблемы: у очаровательной студентки оказались изысканные вкусы, ведь она воспитывалась в роскоши. Наш герой был вынужден рисковать тем немногим, что имел: все знают, что женщины любят щедрых. Но она обещала выйти за него замуж, и он надеялся, что риск себя оправдает. Где он только не пытался раздобыть денег: азартные игры, ростовщики — я сейчас не буду перечислять все. Лишь бы доставить ей удовольствие. Он должен был ее развлекать, иначе она нашла бы себе другого, более состоятельного.
Глаза Клео сузились, она глубоко вздохнула. Поистине, этот человек сумасшедший.
— Никто из знающих меня, тем более дядя Джон, никогда не поверит в подобную чепуху.
Поток грязи почти разрушил ее воспитанную с детства холодную осмотрительность, но несколько хорошо подобранных слов подавили надвигающуюся бурю:
— Гостиница «Рыжий лев», Голдингстен.
Фентон вальяжно откинулся на спинку стула и перевел взгляд со своей пустой тарелки на ее нетронутый остывший обед.
— Не хочешь есть? А жаль. Не люблю, когда добро пропадает. Одно успокаивает: ведь счет оплатишь ты. Ты-то можешь себе это позволить, а я — нет. Итак, на чем мы остановились?
— Ты пытался меня шантажировать, — сухо, но сдержанно произнесла она. Внутри все кипело, на лице читалось отвращение, в огромных темных глазах — ненависть. — Как же ты мне надоел!
— Печально слышать. — В голосе Фентона звучал сарказм, на губах кривилась усмешка, от которой Клео передернуло. Он снова наполнил свой бокал. — Но мне, по-видимому, придется смириться, тем более что ты уплатишь мои долги и сбросишь с моих плеч тяжкое бремя. Да, кстати, — проворковал он, заметив, что она собирается категорически отказаться, — я сохранил квитанцию из гостиницы. Мистер и миссис Роберт Фентон, номер комнаты — четвертый, в ночь на одиннадцатое июня прошлого года. А если возникнут сомнения, я уверен, что миссис Галуэй — ты помнишь, жена хозяина гостиницы, такая любезная, она сказала, что никогда не забывает постояльцев, — так вот, я уверен, что она с удовольствием узнает в тебе вышеупомянутую миссис Роберт Фентон. Возможно, она даже припомнит, что на следующее утро не могла выставить нас из номера до половины двенадцатого!
С гнусной ухмылкой он зажег сигарету и пустил через стол целое облако дыма.
— Я думаю, дело не дойдет до необходимости вызывать миссис Галуэй на опознание. Ты же не захочешь делать глупости, любовь моя!
— Не смей называть меня так! — хрипло простонала она. В горле пересохло, голос не слушался. Из всего, что он наговорил, самым омерзительным ей казалось постоянное повторение этого нежного прозвища. Глупо, конечно, но она ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось поскорее избавиться от него, закончить этот гнусный разговор, и она холодно отчеканила: — Сколько?
— Двадцать пять тысяч.
Сначала она не поверила. Но по его лицу поняла, что он серьезен, абсолютно серьезен, и нервно расхохоталась:
— Ты сошел с ума! Откуда я возьму столько денег? И даже если б они у меня были, неужели ты думаешь, что я заплатила бы такую сумму, чтобы скрыть тот незначительный эпизод в гостинице?
Но Фентон разгадал ее притворство и, перегнувшись через стол, заговорил ей прямо в лицо:
— Ты заплатила бы и в два раза больше. Только представь физиономию милейшего старика Джона, когда он прочитает заголовок вроде: «Племянница председателя банка» Фонды Слейдов» втянута в долговой скандал «. И статью, которая начиналась бы примерно так:» Шайка безжалостных головорезов угрожает расправой любовнику наследницы состояния Слейдов, если он не выплатит долг ростовщику «.» Я в большой беде. Я занял эти деньги только ради нее «, — рассказывает Роберт Фентон, бывший любовник Клео Слейд.» Она тратила их направо и налево, но она говорила, что любит меня. Однако теперь надо мной нависла опасность, а она не желает помочь мне. Я в отчаянии «, — говорит обезумевший от горя мистер Фентон». Или что-нибудь в том же духе.
Он загасил окурок, и Клео почувствовала, как петля стягивается все туже и туже, еще немного, и она задохнется.
Да, она прекрасно понимала, чего будет стоить дяде Джону подобная шумиха; по сравнению с ней статья о Люке казалась невинной шуткой, а ведь, по общему мнению, именно она послужила причиной второго инфаркта, который чуть не свел дядю в могилу. Ее собственная карьера также не выиграет, но, по сравнению с ударом, ожидавшим дядю, об этом не стоило и думать.
А Фентон не умолкал:
— Что такое двадцать пять тысяч для девушки, которая унаследует долю своего отца в миллионах Слейдов через… когда же это произойдет? Всего через год? Как говорится, капля в море.
Клео сжала губы.
— А разве «шайка безжалостных головорезов», в существование которой мне что-то не верится, согласна ждать целый год? Ведь я вступлю в права наследства, только когда мне исполнится двадцать пять лет, и ты об этом хорошо знаешь.
