траву, покрывавшую землю, на маленькие листочки, вдруг появившиеся на березах — смотрел на окружавшее меня зеленое весеннее цветение, вдыхал теплый воздух, пахнущий свежим хлебом, слушал переливистое пение птиц, отчетливо видел весеннее обновление, распускание и цветение жизни и улыбался всякий раз, когда сердце подскакивало от накатившей, словно морская волна, надежды, потому что в столь яркий и живой день совершенно нельзя было думать о неудаче — можно было думать лишь о том, что подобно зеленым листьям на березах, на дереве Ее души зацветет чувство, поначалу крохотное, как почки, но постепенно все больше и больше — перейдет в листья, цветы и даст плод…
Спрятаться от всех надолго
Ангелы скажут: «Сильная»
На небо чисто синее я улечу
Отражение в осколках
Ведь это не насилие
Со шрамами красивее, я так хочу
Три дня дождя, «Аутоагрессия»
В мае погода сошла с ума — температура упала, пошел снег… Когда я сидел на лавке в мокрых кроссовках и с бутылкой медовухи в промерзших руках, мне казалось, что я нахожусь где-то в декабре. И вместе с тем казалось, что снег знаменует собой какой-то радикальный слом внутри меня.
Как минимум себя мне сломать очень хотелось. Раньше это ограничивалось прослушиванием подходящих песен, а теперь к этому начало добавляться и нечто физическое. Наверное, добивать себя, чтобы быстрее справиться и возродиться — практика частотная.
Когда с тремя бутылками было покончено, я побежал в ближайший табачный магазин. В сигаретах я не разбирался, поскольку никогда не пробовал, но в последнее время психическую боль хотелось усугублять физической, хотелось себя уничтожать еще больше (или драматизировать) — во всяком случае я ткнул в сигареты марки «Kent» и вышел обратно на улицу. Первый раз я так сильно вдохнул, что закашлялся и выронил сигарету на холодный мокрый асфальт. Кое-как красными, почти скрюченными от мороза пальцами я зажег вторую и закурил. С каждым вдохом горло жгло все меньше, а успокоение приходило все больше и больше. В конце концов, постояв еще немного, я пошел домой, где почти сразу рухнул на кровать и уснул.
Весь последующий день у меня раскалывалась голова. Три обезболивающие таблетки не спасли.
Весь последующий день я слушал всего две песни: «Отпускай» и «Прощание». Но где-то внутри по-прежнему хотелось верить. Что-то внутри противилось словам из этих песен. Что-то внутри болезненно плакало.
В какой-то момент дня я психанул и побрился. Затем я долго смотрел на лезвие бритвы. Переводил взгляд с него на запястье, потом на свое отражение в зеркале. В конце концов раскурочил бритву и достал лезвие — для удобства — затем поднес его к запястью. Выгнул кисть, чтобы натянуть кожу. Наверное, ничего не чувствовалось. Единственное, что я знал, — убивать я себя не хотел. Лишь как-нибудь покалечить. Тяжело сделать это, когда не любишь физической боли… Порезы остались совсем крошечные, словно меня царапнула кошка. Наверняка через пару дней они уже затянутся.
Весь последующий день я смотрел на эти красные, чуть вспухшие, линии, чувствовал легкое (иногда даже приятное) жжение и ловил себя на мысли, что эти крохотные порезы выглядят очень красиво, даже эстетично.
Но сделать еще несколько уже не отважился.
Но, засыпая, видел только то, как стою в ванной и делаю новые порезы уже более грубыми движениями, крепко стиснув зубы и закрыв глаза.
На следующий день я нанес еще по три небольших пореза на обеих руках. Выглядит очень красиво. И стало легче.
Я смотрел в зеркало и разговаривал сам с собой:
— Ты не за тем бегаешь. Видно же, что дальше друга Она тебя не видит. Как-то странно убиваться по Ней.
— Ей просто совсем не нужны отношения. Невозможно влюбиться, пока голова блокирует желание построить личную жизнь. Может быть, потом Она откроется этому желанию и чувства пробьются. Ведь у меня было ровно так же.
— Это не значит, что у Нее́ будет так же. В конце концов сколько ты еще хочешь ждать? И надо ли тебе вообще это «ждать»? Ты сходишь с ума в этом ожидании. К тому же можно и не дождаться вовсе.
— А ты блядь видишь другие решения?! Мне ничего не остается кроме ожидания. Я не могу избегать Ее, потому что испытываю сильное чувство потери. Но и на то, чтобы надеяться и верить у меня силы не находятся. Из этого подвешенного состояния только один выход — терпеть и ждать.
— Может, стоит кем-нибудь Ее заменить?
— При одной мысли о том, что я общаюсь с кем-то женским дальше приятельских отношений, меня начинает тошнить. Я слишком много себя рассказал и показал Ей. Другим мне попросту уже нечего показывать и рассказывать. А рассказывать то же самое — нет сил и желания.
— Может пора все же сказать: «Улетай»?
— Как?! Я не знаю как. Закрываться, чтобы чувства сдохли, — отвратительное и конченое мероприятие. Одного раза мне уже хватило. Но пока я с Ней общаюсь, чувства, наверное, окончательно не умрут.
Ответа нет.
— Я слаб. Я не умею ждать.
— Да чего ты здесь хочешь дождаться?! Дождешься ли вообще? По-моему нет никаких причин думать, что дождешься.
— А что мне еще делать?..
Ответа нет.
— Главное быть спокойным. Нужно просто успокоиться, смотреть и ждать куда все это приведет. Если я настрою себя на смирение, то совсем скоро чувства умрут. Я слабак, да? Я не могу найти в себе силы все это выносить с поднятой головой и надеждой.
Ответа нет.
— Да ответь же хоть что-нибудь! Я не могу так больше!
Ответа нет.
— Зачем это все, зачем?! Хватит, хватит блядь!!!
— А может быть, лучше научиться отдыхать вместо того, чтобы сдаваться?
— Не знаю.
— Мне нельзя закрываться (хотя держаться все сложнее и рано или поздно я точно сорвусь), но и надеяться тоже нельзя (а только благодаря надежде я еще борюсь). Остается самое простое и самое сложное одновременно — просто жить, отдать себя во власть течения, случая, Бога и чего бы то ни было еще. Но конечно, я не персонаж книги или кино, чтобы остаться в одной позиции. Разумеется я и дальше буду ни с того ни с сего вспыхивать надеждой и точно так же буду вспыхивать отчаянием и желанием исчезнуть, — по сто раз на дню, — но все же нужно постараться просто жить, надеясь, что скоро все это разрешится, надеясь, что скоро все это кончится, а хорошим будет финал или плохим — не
