— Он поднял бровь. — Логично?
И снова Лиз была вынуждена рассмеяться. Она подняла голову, посмотрев Нигелю в лицо, и вдруг ей показалось, что она сейчас упадет. Как он красив! И так трудно оставаться невосприимчивой к его мужской привлекательности!
Нигель бросил на нее укоризненный взгляд.
— Не уступишь ни миллиметра?
Ну почему она не может воспользоваться его хорошим настроением и похоронить раз и навсегда все противоречия, существующие между ними? Лиз уже не могла не признать, что очень хочет этого. Она грустно улыбнулась:
— Ну предположим, я уступлю? И что за жизнь меня тогда ожидает?
— Очень счастливая жизнь… — быстро ответил Нигель.
Лиз почувствовала, как густой румянец заливает ее щеки, ее губы приоткрылись сами собой, словно прося поцеловать их.
— Что ты хочешь этим сказать, Нигель?
Он собирался ответить, а затем передумал, и Лиз поняла, что никогда не узнает, о чем Нигель хотел сказать на самом деле.
— Возможно, мы могли бы поладить?
Его смуглое неулыбающееся лицо стало суровым.
Лиз удивилась такой быстрой смене настроения и попыталась найти этому причину. Может быть, Нигель хотел сказать, что любит ее, а потом отступил, как принято на войне, чтобы сделать противника более уязвимым. Она знала, что любит его, но если эта ее любовь означает подчинение, то ей придется хорошенько прятать свою чувства.
Нигель поймал ее взгляд, и его губы слегка скривились в улыбке. «Неужели он читает мои мысли»? — ужаснулась Лиз. Она никогда сама не скажет о своей любви, если Нигель первым не проявит хоть какую-нибудь слабость или не даст ей понять, что все равно будет относиться к ней как к равной.
Кто-то включил магнитофон, и лениво развалившийся за соседним столиком мужчина вдруг резко вскочил с места и стал танцевать. Это было обычным зрелищем, причем вовсе не рассчитанным на туристов. Греки танцуют ради удовольствия, и их энергия просто поразительна.
Но для Лиз вид танцующих мужчин был все еще в новинку, и пока она была поглощена разворачивающимся рядом зрелищем, Нигель внимательно следил за ее лицом.
Он легонько вздохнул, и Лиз быстро повернулась к нему. В его глазах тут же появилось прежнее насмешливое выражение, и он заметил своим обычным командным тоном:
— Ты готова? Нам пора ехать.
Вечером, после ужина, они устроились на террасе, оба глубоко погруженные в свои мысли. Была тихая безлунная ночь, свет звезд пробивался сквозь низкие легкие облака, быстро плывущие над горами.
Пока длились эти мгновения тишины, Лиз чувствовала себя необычайно спокойно. И все же, как ни странно, в самом этом спокойствии было что-то пугающее, потому что она постоянно ощущала присутствие Нигеля. Казалось, между ними происходит какой-то безмолвный разговор. И она не могла не думать об этом, так же как и о той власти, которую муж приобретал над ней.
Он, казалось, прочитал эти мысли и взглянул на нее, его черты были странно смягчены переливающимися тенями.
— О чем ты думаешь, Лиз?
Она не могла ответить, поэтому только покачала головой, хотя и улыбнулась своим мыслям. Нигель улыбнулся в ответ.
— Ты не хочешь погулять? — спросила Лиз.
Улыбка стала шире.
— Думаешь, так безопаснее?
— Эта мысль даже не приходила мне в голову!
— В таком случае, дорогая, ты находишься в блаженном неведении об опасности.
— Опасности? — Лиз бросила на мужа сердитый взгляд.
— Я мог бы заняться с тобой любовью прямо здесь, — ответил Нигель. — Тот единственный раз разжег мой аппетит, а тебя не было две недели.
Лиз нахмурилась. Мысль о предстоящей ночи, естественно, беспокоила ее в течение некоторого времени, и она почти дошла до того, чтобы самой прийти к мужу, но сейчас Нигель все испортил, и внутри нее снова бушевала ярость и желание сопротивляться.
— Если ты смог обойтись без меня в течение двух недель, то и дальше сможешь, — резко ответила она, чувствуя разочарование от того, что Нигель все повернул таким образом. Ну почему он был так раздражающе неуклюж?
Нигель встал и включил свет. Лампа осветила прелестное лицо Лиз, и Нигель подошел ближе, глядя ей в глаза:
— Ты плохо знаешь меня, дорогая. Ты бы уже должна понимать, что не сможешь бесконечно сопротивляться.
И не прерывай… Я не мальчик, и знаю, что пробудил и в тебе желание… Знаю, Лиз, и хотя ты упорно отрицаешь это, ты наслаждалась в ту единственную ночь нашей любви.
Глаза Лиз горели. Почему этот мужчина не может говорить более утонченно, более дипломатично? Ему нравится сердить ее, вот в чем дело, а она позволяет ему это. Если бы она только могла надеть на себя маску ледяного равнодушия, как собиралась, тогда, возможно, он перестанет относиться к ней с этой раздражающей насмешливостью…
— Ты слишком высоко себя ценишь! — закричала Лиз. — О каком перемирии может идти речь, если ты сам все время провоцируешь меня? — Ей не хотелось, чтобы в голосе так явно звучало разочарование, но, увы, Нигель уже заметил это, и его лицо немного смягчилось. Он мягко протянул Лиз руку.
— Болван, — пробормотал Нигель сам себе, — похоже, я сломал твое сопротивление, сам не заметив как.
Лиз вспыхнула, но Нигель, казалось, не заметил этого.
— Возьми меня за руку, дорогая, — попросил он.
Лиз чувствовала, что готова сдаться, но все же заявила, игнорируя протянутую руку:
— Я слишком честный человек, Нигель, чтобы только изображать подчинение. Я — то, что я есть, а именно, женщина, которая не собирается подчиняться ни одному мужчине.
С приглушенным ругательством Нигель схватил Лиз за руку, а через секунду она уже была в его железных объятиях. Страстным поцелуем Нигель впился в ее губы.
— Мы, пожалуй, вряд ли отправимся на прогулку, — заметил он некоторое время спустя. — Слишком поздно.
Лиз сжала зубы:
— Я пойду гулять, чтобы ты ни сказал.
— Одна? — Нигель отступил на шаг назад.
— Я не боюсь темноты, — отпарировала она с чувством, и он рассмеялся.
— Ничего не боишься, не так ли?
Он ждал ее ответа, но Лиз отвернулась, разъяренная; она вся дрожала.
— Неужели я заставил тебя бояться? Я ведь предупреждал, что я не слишком терпелив. А ты уже довела меня до того состояния, когда верх берут примитивные инстинкты. Теперь я хочу одного — подчинить тебя, неважно каким способом.
Выражение лица Нигеля изменилось, он казался безжалостным и непреклонным. И хотя ее голова была гордо поднята, а глаза горели, Лиз почувствовала внутри странную дрожь. Это разозлило ее еще больше, и она сделала несколько шагов в сторону выхода в сад. Но рука Нигеля остановила ее, и Лиз в гневе повернулась к мужу:
