По пути к таверне спускались порознь, группками, как и прежде. Курт и Ганс шли впереди вместе с Николой и миссис Годфрой по узким изломанным ступенькам. Более двух человек рядом на тропинке не умещалось.
Курт вдруг остановился и с отчаянием произнес:
— О Господи! Оставил экспонометр наверху! Надо возвращаться!
Все трое посочувствовали ему.
— Конечно! Нам вас ждать?
— Нет, спускайтесь без меня. Я вас догоню. — И как будто спонтанно, Курт протянул руку Николе: — Пойдем со мной?
Она ответила не сразу, отчасти подозревая, что Курт хочет увести ее от Ганса. Но тут возникла миссис Годфрой со своей шуткой:
— Знаете, дорогая, я бы на вашем месте обязательно пошла с ним! Большинство актеров еще наверху, а в труппе есть такие милашки!..
Никола рассмеялась, повернулась к Курту и решила поддержать игру.
— Я присмотрю, чтобы никто не подцепил его на крючок! — пообещала она миссис Годфрой, а Гансу сказала: — Займите мне место за вашим столом, ладно?
На что тот с печалью в голосе ответил:
— Обязательно!
Пока они поднимались вверх, им то и дело кто-нибудь встречался из публики, труппы или оркестра. И Курту приходилось отвечать на вежливые расспросы. Но к тому времени, когда Курт и Никола взобрались на вершину, им уже никто не попадался навстречу. Сама арена была пуста и покрыта мраком. Лишь развалины церкви освещались яркими лампами.
Курт нашел место, где они сидели во время спектакля, а там и забытый экспонометр. Стали спускаться вниз. Не прошли и нескольких метров, как сзади и чуть выше раздался неземной, душераздирающий крик, разорвавший тишину. Никола затряслась от страха и отпрянула в нишу вала, тянувшегося по высоте груди вдоль одной из сторон тропинки.
Курт инстинктивно обнял Николу и рассмеялся, видя ее испуганное лицо.
— Это всего-навсего сова. Она провозгласила наступление ночи. А ты что думала — что это дух древности? — пошутил Курт.
Никола рассмеялась, стыдясь того, как она опростоволосилась.
— Ну конечно же сова! А где она? На развалинах? Но какой крик — прямо кровь в жилах стынет!
— Боюсь, миссис Совушка с тобой не согласится. Для нее это зов любви, и только. Смотри, мы встревожили ее ухажера. Он полетел за ней. Слышишь, какой у него взмах крыльев? Видишь его? Вон он! Да нет, дорогая, вон там! Ну, теперь ты его не увидишь — он умахал к реке.
— Как жаль, что я не видела его, а только почувствовала силу крыльев, когда он улетал. Ты думаешь, он помчался за миссис Совушкой и найдет ее, где бы она ни была?
— Надеюсь. Пусть и у сов будет хэппи-энд!
Никола выпрямилась, перестав держаться за кромку вала. Откинула назад локоны, спустившиеся на лицо. Но один из них оказался непокорным. Курт отпустил ее, чтобы она могла завести локон за ухо.
Стоя в узкой нише, Курт и Никола посмотрели в глаза друг друга. Ей вдруг страшно захотелось прижаться к нему еще плотнее и очутиться в его объятиях, даже если потом ей будет стыдно и он отвергнет ее…
И вдруг он еле слышно пробормотал:
— Ты же соблазняешь меня. Я же не каменный! — И в тот же миг он взял ее лицо в ладони, и их губы слились в долгий поцелуй, но он не почувствовал ответа. И Курт отпрянул.
Потом повернулся спиной к валу и уставился в черноту долины. Когда он вытащил портсигар и зажег сигарету, Никола заметила, что пальцы у него дрожат. Ага, он тоже взволнован! Хорошо!
Стыдясь того, что свою боль она перекинула на него, Никола неуверенно сказала:
— Это ведь просто так! Ты был в таком настроении. Тебе хотелось любви. А тут я подвернулась… А вдруг нас кто-нибудь видел?
Курт, не глядя на нее, ответил:
— Никто нас не видел.
— Ну и хорошо! Хотя вряд ли стоило так рисковать. Тем более что, говоря откровенно, в том положении, в котором мы находимся, все это чепуха. В этом нет никакого смысла.
— Чепуха так чепуха! — разъярился он. — Но, Боже мой, сколько шума из-за простого поцелуя! Словно у собачки кость отняли! — Курт помолчал, а потом, повернувшись к Николе, посмотрел на нее чуть ли не с презрением. — Как это не похоже на тебя, я бы сказал! А еще изображала из себя этакую недотрогу, которая может отшить любого мужчину.
Сам того не осознавая, Курт лишь усилил желание Николы узнать, что руководило им, когда он целовал ее.
— Мне было интересно посмотреть, что будет. Все произошло так неожиданно. Мы впервые оказались в обстановке, где условия нашего договора не действуют…
— Условия договора! Неужели они столь жестоки, что в них даже нет места для элементарного ухаживания? Нет места и для того интереса, который проявила ты и на который откликнулся я?
Каждое его слово убивало в ней надежду, что Курт желал ее (пусть даже только в тот момент), как и она его.
— Ясно! — с печалью в голосе произнесла Никола. — Тобою всегда движет лишь простой интерес. Только элементарное любопытство заставило тебя волочиться за Жезиной Сильбер, стоило ей приехать в Лозанну, да? И целовал ее по той же причине, верно?
— Это разные вещи! — парировал Курт. — В Жезину я был влюблен несколько лет назад, и теперь мне потребовалось открывать ее заново. Что же касается тебя, то у меня впервые возникло желание. Это совершенно иное дело. А когда речь идет о простом любопытстве, то его, чаще всего, удовлетворяют не с одной женщиной.
— Ясно! — вновь произнесла Никола. — Так что же ты открыл во мне?
Курт отступил от вала, затушил сигарету и посмотрел на простиравшуюся в темноте долину.
— Ровным счетом ничего, — ответил он. — Ничего такого, чего я не знал о тебе раньше. — А затем, когда ее запоздалая женская гордость или страх перед тем, что еще она могла услышать от него, предостерегли Николу от дальнейших расспросов, Курт рассмеялся и добавил: — Не волнуйся! Твоя цитадель не падет под натиском моего нахальства! А уж мой один непрошеный поцелуй ты и подавно переживешь! Нам пора идти.
Это оказалось той нитью, которая привела к возобновлению нормальных отношений между ними. Они начали говорить о впечатлениях от поездки, вечернего представления, Сьона. Подходя к таверне, Курт сказал:
— Надеюсь, ты понимаешь, я не смогу взять тебя на закрытие выставки. Накануне приедут менеджеры и рабочие фабрики собирать стенды — они знают Диану в лицо. Я придумаю какую-нибудь уважительную причину, по которой ты сможешь уехать на пару дней. Куда бы ты хотела?
— Не знаю. Куда угодно. Ну, допустим, в Женеву, — предложила Никола.
— Прекрасно! Закажу тебе номер в отеле «Мир». Затем я заеду за тобой, и мы вернемся в Лозанну, чтобы проводить оставшихся гостей. Я пробуду в Лозанне еще несколько дней, но ты будешь свободной, если захочешь, как только последний из них покинет город.
