А потом она пошла в душ, и на этот раз, словно желая самоутвердиться, пригласила его. Там они смеялись и брызгались, как беззаботные дети, потом вытирали друг друга полотенцем, и он, подняв ее на руки, отнес обратно в постель. Заметив, что она снова готова принять его, он выключил свет и задвинул шторы. Ей показалось, что все вокруг нее стало расплываться в нежном отблеске лунного света, и снова от его медлительных, чувственных ласк она в блаженном экстазе закрыла глаза.
Она проснулась в девять утра. Дирк повернулся к ней и сонно пробормотал:
— Розанна? Это ты?
Шона ущипнула его и промурлыкала:
— Да. Это ты, Питер?
— Какой, к черту, Питер? — Дирк открыл один глаз.
— А кто такая Розанна?
— Никогда не слышал о такой, — усмехнулся он, сел, потянулся и взглянул на нее. — Пора завтракать. Ты хочешь есть?
— Я очень, очень, очень голодная. — Ее руки призывно потянулись к нему. — И, по-моему, не только я.
Он вздохнул и застонал от удовольствия, улегся рядом с ней и прижал ее к себе.
Конечно, они опоздали на завтрак, и им пришлось довольствоваться только кофе.
— Сегодня я намерен показать тебе Эдинбург во всей его красе, — сообщил он. — Или ты хотела заняться чем-то другим? Мы могли бы поехать в Глазго, если хочешь, и встретиться с твоими друзьями по университету.
Шона почесала лоб и поставила чашку.
— На самом деле сегодня я собиралась поехать домой. — Заметив, что он поджал губы, она добавила: — Но, думаю, что можно отложить это до завтра.
— Да. Я советую тебе поступить именно так. — Дирк потянулся на стуле и ласково посмотрел на нее. — Кинвейг еще простоит без нас денек-другой. — На его губах заиграла улыбка. — И потом неужели одной ночи за пять лет достаточно?
Она допила кофе, и он, наливая ей еще, промолвил:
— А сейчас мне бы хотелось поговорить о нашем будущем, Шона.
— Нашем будущем?
— Да. О том, чтобы всю оставшуюся жизнь нам провести вместе. О нашем браке. Я не сбегу в этот раз, обещаю.
— Я… Я так боялась этого разговора. — Она закусила губу и опустила глаза. — Давай обсудим дела как-нибудь в другой раз. Все было прекрасно. Зачем нам портить настроение, Дирк? — Это был крик отчаяния. Прекрасные чувства, о которых она так долго мечтала, сейчас грозили превратиться в кучку холодного пепла.
Дирк выпрямился и спросил в лоб:
— Это означает, что ты не хочешь стать моей женой?
— Я не говорю, что не хочу. Не могу. — Ее голос был тихим, с ноткой боли. — Это большая разница.
Он обдумал ее ответ и заявил твердо, но вместе с тем и грустно, заставив ее вздрогнуть:
— Ладно, я знаю, что у тебя никого нет, а поэтому твой отказ означает только одно — ты все еще не простила меня. Так?
Шона покачала головой, почувствовав себя в этот момент самой несчастной.
— Нет, дело не в этом, Дирк. Я знаю тебя теперь намного лучше и вижу, что ты за человек. Видимо, у тебя тогда была действительно уважительная причина не встречаться с моим отцом. Сейчас я могу допустить это.
— Тогда что же? — с мрачным лицом настаивал он.
— Я… Лучше мне не говорить тебе. Я уже достаточно расстроила тебя.
— Да, ты сделала мне очень больно. Но я все равно требую, чтобы ты открылась мне. Я хочу знать, что же нам еще мешает быть вместе.
Понимая справедливость его слов, она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь в голосе.
— Мы… мы оба виноваты. И я не меньше тебя.
— Продолжай, — потребовал он. — Виноваты в чем?
— В смерти моего отца. Когда Рори узнал, что я захотела выйти за тебя замуж, это… это разбило его сердце. С того дня отец уже никогда — до самой смерти — не был прежним. Мысль, что его дочь может стать женой Макалистера, уничтожила его. Вот поэтому я не могу выйдя за тебя, Дирк. Его тень будет всегда неотлучно следовать за нами и в конце концов разрушит наш брак.
Дирк побледнел, его взгляд стал пронзительным. Наконец он тяжело вздохнул.
— Да. Таковы все кельты. Мы всегда с благоговением относимся к духам наших предков.
— Это правда, Дирк.
— Ты действительно веришь в то, что Рори именно от этого умер? — резко спросил он.
— Нужно ли объяснять тебе то, что ты сам прекрасно знаешь? — сбитая с толку, прошептала она. — Может быть, он и умер, но я не могу… не могу… черт тебя побери, Дирк! Можешь ты это понять? Да, Рори не раз ошибался, но он мой отец, и я любила его.
— Обо всем знаю только я, — пробормотал он. — В том-то и беда. — Он помедлил и загадочно добавил: — Рори придется здорово выкручиваться, встретившись с Создателем.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила она, пристально взглянув на него.
— Ничего, — отрезал он, не сдержавшись. — Забудь!
Она встала, ее недавно потухшие глаза вспыхнули от гнева.
— Я не забуду! Что конкретно ты имеешь в виду! Что должен объяснить мой отец?
В какой-то момент ей показалось, что он собрался, было ей что-то сказать, но быстро передумал и сухо заметил:
— В конце концов в твоих словах, что он не хотел видеть меня зятем, есть большая доля правды. Честно говоря, ему и так скоро наступил бы конец, а мы дали старому лису пожить в свое удовольствие.
Старый лис? Неожиданно она вспомнила Мораг, назвавшую ее отца хитрым старым дьяволом, и Лачи, который считал его безжалостным. Получалось, что все что-то знают о Рори и держат от нее в тайне. Но ведь они с отцом были очень близки и откровенны, и она считала, что между ними нет секретов. Или были?
— Послушай, Дирк, ты предъявляешь обвинения человеку, которого едва знал. Ты ведь даже ни разу не встречался с ним и не имел никаких дел, разве не так? Ты отзываешься о нем только со слов своего отца. По-моему, это не очень честно по отношению к Рори.
От ее слов у него рот скривился в иронической усмешке.
— Это же можно сказать и о Рори. Что он знал обо мне, кроме того, что я сын его злейшего врага? Ничего. Я носил фамилию Макалистер, и этого ему было достаточно. Ты это считаешь честным?
Она не нашла слов в оправдание своего отца. Наступила тишина, наконец он предложил:
— Мы собирались прогуляться. Давай выбросим из головы все наши проблемы и пойдем куда-нибудь?
Она посмотрела на него. Увидев в его глазах обиду, разочарование и жуткую тоску, девушка вдруг осознала, что все кончается, она теряет последний шанс на счастье. Но упрямство было у нее в крови; заставив себя отбросить мрачные мысли и преодолев грусть, с твердостью в голосе она сказала:
— Извини, Дирк. Мне надо уложить чемодан.
Через час Шона уже ехала в своем «лендровере».
Но ей никак не удавалось сконцентрировать внимание на дороге. В голове крутился один вопрос: неужели ее отказ Дирку — всего лишь ошибка, за которую придется расплачиваться всю жизнь?
