— Значит, чипчик сработал, — отшучиваюсь я мимоходом и бросаю отрывисто: — А с остальными пострадавшими какая ситуация?
Доктор морщится насуплено. Трет одну об другую руки и заявляет ворчливо:
— Иди к своему Богдану. А я пока зав. ожоговым отделением позову. Пусть тебе доложит.
— Хорошо, — киваю я доктору и быстро иду по знакомому коридору. И словно снова встают перед глазами почерневшая от горя мама и отец на каталке.
Реанимация, гребаные поросята!
Взгляд упирается в новенький гладкий линолеум, постеленный, вероятно, не так давно. И то счастье! А то у меня от прежнего драного покрытия в «елочку» давно рвотный рефлекс выработался. Сколько часов я тут сидел? Вот на этой самой лавке. Она-то точно тут была и никуда не делась.
Антивандальная конструкция.
И санитарки те же. Одна уже стоит у дверей. Караулит.
— Тимофей Сергеевич, — распахивает она белую створку. — Алексей Андреевич нас предупредил.
— Я неофициально, — объясняю я, проходя в узкий проем. — Куда идти? — осматриваюсь по сторонам. Тут нет палат. Несколько больших залов. В каждом из которых снуют шустрые медсестры.
— Сюда, пожалуйста, — проскакивает вперед санитарка. И резво спешит вдаль коридора. Шагаю за ней, стараясь не глядеть по сторонам. Белые стены, такой же потолок и каталки у стены. Я был здесь и запомнил каждый миллиметр пространства. Обычно сюда пускают только родственников. Но моему мэрству сделали исключение.
— Здесь Богдан Васильевич, — машет санитарка вглубь какого-то проема. И отступает в сторону.
«Только не это!» — екает в груди. И даже сердце пропускает удар. Папа лежал именно тут. И мы с мамой приходили к нему.
— Привет! — отметая прочь горестные воспоминания, улыбаюсь я знакомым мордам. Оглядываю комнату и пустующие напротив кровати и добавляю с насмешкой: — Я смотрю, ты тут хорошо устроился. Медсестрички молоденькие, жаркие докторицы…
— И этого придурка назначили мэром, — закатывает глаза Столетов. Бледный, с заросшими щетиной щеками, а туда же. В каждую бочку!
— Не каждого жителя Шанска навещает глава муниципального образования, — подняв к верху указательный палец, замечаю я Столетову и, усевшись на хлипкий стульчик, добавляю ехидно: — Гордись.
— Фей, когда меня выпустят из этой богадельни? — рычит Богдан и неожиданно переходит в наступление. — И где Аня? Она знает…
Вот как сказать, блин? И почему именно я? Всегда…
— Тима, у меня уже терпения нет, — жалуется сидящий рядом Витя Торганов. — Ну ты сам с этим дебилом разберись. Только выкарабкался, а уже свои порядки устанавливает. Медсестер строит, требует обратно свою одежду. А у самого лейкоциты низкие… и УЗИ как у покойника.
— Да ну? — негодующе бухтит Богдан. А я улыбаюсь во все тридцать два. Хорошо вот так сидеть, слушать перепалку друзей и никуда не спешить.
— Что-нибудь нужно? — строго спрашиваю я разбушевавшегося пациента.
— Узнай, что там с Аней, бро? — просит меня страдальческим голосом Столетов. — Обиделась на меня. Трубку не берет. А мне тут подыхай от неизвестности. Беременная она. Уже три месяца. Мало ли что в голову взбредет…
Торганов что-то объясняет про гормоны и неустойчивую нервную систему на ранних сроках беременности.
А я сжимаю зубы до тихого скрежета. Мне бы сейчас не заорать и не накостылять Богдану по шее. С какого лешего молчал? Знай я неделю назад, хрен бы Аркелиди куда уехала. А так…
На ходу подбирая слова, пытаюсь ответить уклончиво. Но ничего не выходит.
Теряю профессиональные навыки, ядрен-батон! А мне еще два года трубить на этих гадских галерах. И тут же вспоминаю, зачем пришел, собственно.
— Ты хоть нападавшего видел? Опознать сможешь? — интересуюсь я, особо не надеясь на ответ.
— Естественно, — хмурится Столетов. — Это с комбината мужик. Личный охранник Копылова. Он нас с тобой перепутал. Окликнул меня «Морозов!», а когда я обернулся, напал.
— Я так и подозревал, — морщит лоб Торганов. — Какого ты разворошил этот тухлятник, Тима?
— Из-за Леры, — заявляю я упрямо. Вижу ухмылки друзей. Но не реагирую. Со временем они поймут, что она для меня значит. Или отколятся. Третьего не дано.
— Пойду, — замечаю я устало. — Служба государева не ждет… Сами знаете.
В ладони дребезжит сотовый, поставленный на виброрежим. А на экране высвечивается смешная фотка. Лера купает детей. И все три мои любимые женщины весело смотрят в кадр. Да и у меня каждый раз случается приступ умиления.
— Все. Пока, — быстрым шагом устремляюсь я к двери. Пока буду идти к кабинету главного, поболтаю с Лерой.
Мои разговоры с женой точно не для чужих ушей.
— Тима, погоди, — окликает меня Богдан.
Киваю, останавливаясь около выхода.
— Ты соскучилась? — спрашиваю я улыбаясь. А сам лениво вспоминаю, как полчаса назад жена стонала и царапалась подо мной. Грудь распирает от радости, а спина до сих пор саднит!
Но довольная истома пропадает мигом, как только в трубке раздается взволнованный голос.
— Тима! Тимочка! На нас напали! — кричит в трубку Лера. А у меня волосы поднимаются на затылке.
От гнева, бешенства и белой ярости.
— Кто напал? Погоди! — пытаюсь я получить внятный ответ. Но слышу, как в трубке булькает что-то, и Лера охает приглушенно. — О господи! Они убили охранника и Байка. Только что. На моих глазах.
— Запри дверь. Я сейчас буду! — рявкаю я в трубку.
Краем глаза вижу, как Торганов кому-то поспешно звонит. И к своей трубке, лежащей на тумбочке, тянется Столетов.
— Мы заперлись. Ставни опустили. Ты только код от длинного сейфа скажи! — тараторит в трубку Лера. — Я их задержу!
— Пять-четыре-ноль-девять, — диктую я на автомате. И только сейчас понимаю, что намерена сделать жена.
Достать ружье!
— «Сайгу» бери! Знаешь, как пользоваться?
— Да. Буду целиться в живот. Только ты поскорее, Тима. Их много. А я тут одна. Надя с детьми наверху.
Витя, словно ветряная мельница, машет руками. Тяжело поднимается с постели Богдан.
Гляжу на них, как будто смотрю кино на замедленной скорости.
— Богдан, ты остаешься, — рычу я на ходу.
— Я в СОБР пацанам позвонил. Уже едут, — докладывает тот.
— А я полкану, — коротко роняет Витя.
— Спасибо. Дальше я сам, — киваю я друзьям, опрометью несясь к двери. Мыслями я уже не здесь. А там. С Лерой. Времени мало. Счет идет на минуты.
Глава 35
Лера
Я потихоньку прихожу в себя после натиска Тимофея. Вот бы каждый день так! Честно говоря, мне не хватает внимания мужа. Но и настаивать боюсь. Морозов — человек подневольный. С утра до ночи на работе. Приезжал бы каждый день на обед. Я бы к его приезду стол накрывала… в спальне!
Рассеянно смотрю на дочек, ползающих по ковру в гостиной.
Французские окна распахнуты, свежий ветерок колышет тяжелые портьеры и надувает легким парусом отвешенную в сторону гардину.
— Интересно, когда они сообразят, что можно выползти во двор? — кивает на малышей Надежда.
— Побег из курятника, — улыбаюсь я расслабленно. — Наверное, когда смогут обойти баррикады, — киваю на приставленные к окнам массивные велюровые кресла. — Да и Байк на посту, — смеясь, указываю на растянувшуюся рядом спящую собаку. И набравшись смелости, интересуюсь лениво: — Ты мне все-таки скажи, Надь, куда собралась?
— Потом на месте устроюсь, сообщу, — поджимает губы Надежда. — Не хочу, чтобы Тима знал. Он по-любому расскажет Вите. А я Торганова видеть не могу.
— Какая кошка между вами пробежала? — вздыхаю я тяжко. И поднимаюсь из-за стола.
— Помнишь, как Анна Герман пела. Красивая и смелая дорогу перешла. Только в случае с Торгановым, там оживленный перекресток, где постоянно горит зеленый и толпы переходят дорогу.
— Да ну? — удивленно смотрю на Надю.
— Витя всех любит, — криво усмехается она и со вздохом сообщает: — Я к подруге еду. В Криницк. Там в санатории мне место предложили в физиотерапии. Обратно, наверное, нескоро вернусь…
