Джеймс с видимым усилием сохранял самообладание.
— Из этого замечания я делаю вывод, что она не понравилась тебе, — сухо произнес он. — И ты была невежлива с ней прошлым вечером, мало того, что ушла, так еще и не пожелала ей спокойной ночи.
Домине покраснела.
— Мне казалось, вы не хотели, чтобы я мешала вам, — резко возразила она.
Джеймс бросил окурок на землю и раздавил его каблуком. Домине водила пальцем по острому краю камня у входа в пещеру.
— Можно задать вам вопрос?
— Если хочешь. Но ответить не обещаю.
— Зачем вы привезли ее сюда?
Он привычным жестом прошелся рукой по волосам.
— Она же говорила тебе, что журналисты ей проходу не дают.
— И вы ее пожалели?
— Что-то в этом роде.
— Как трогательно! — Теперь в голосе Домине звучала откровенная насмешка. — Да о вас в газетах писать надо: Джеймс Мэннеринг, преуспевающий драматург, спасает еще одну девицу в отчаянии. Всего шесть месяцев назад он предложил кров осиротевшей воспитаннице его… — Она запнулась, но гнев пересилил страх. — Что мы расскажем почтеннейшей публике о ваших взаимоотношениях с дедушкой Генри?
— Ты… маленькая негодяйка! — Он одним прыжком оказался возле нее и, мертвой хваткой сжав запястье, притянул девушку к себе. — На этот раз я выполню обещание задать тебе трепку!
— Только попробуйте! — словно провоцируя его, выкрикнула она и похолодела от ужаса, когда он потащил ее в глубь пещеры к широкому и плоскому осколку скалы.
Перекинув девушку через колено, он несколько раз довольно болезненно шлепнул ее. Парализованная страхом и унижением, Домине ничего не могла с этим поделать — да и вряд ли она сумела бы вырваться из его железных рук. Когда он наконец поставил ее на ноги, она готова была разрыдаться от обиды и отчаяния.
— Вы… вы… з-зверь! — заикаясь, выдавила она, пытаясь привести в порядок помятую одежду. — О, как… как вы могли?
Мэннеринг тоже встал, мрачно глядя на нее сверху вниз.
— Ты сама напросилась, — свирепо прошипел он, но в его глазах Домине заметила беспокойство. — Прости, если я причинил тебе боль, но надо было дать тебе понять…
— Что понять? — Ее голос сорвался. — Что я нахожусь на вашем иждивении и вы можете делать со мной все, что вам заблагорассудится? Что вы можете бить меня, если вам захочется?
— Я не бил тебя! — взбешенно возразил он. — Я просто применил полезное наказание!
— Полезное наказание! — передразнила Домине. — А вы бы сделали то же самое с Лючией Марчинелло, если бы она посмела дерзить вам? Или с Ивонн Парк? Или, может быть, с Мелани? — Она подошла ближе, презрительно глядя ему в глаза. — Ах, ну да, я забыла, что все они — жертвы фатальной привлекательности Мэннеринга и не станут вести себя с вами как невоспитанные малолетки! Какие способы женщина, подобная Лючии Марчинелло, использует, чтобы убедить вас принять ее точку зрения? Я понимаю, что мои действия довольно неопытны и наивны и я опрометчиво говорю то, что думаю, не следя за языком, но должны быть способы…
— Я предупреждаю тебя, Домине… — начал он.
— Предупреждаете о чем? — Она смахнула слезы, горевшие в уголках глаз. — Каким еще наказанием вы можете меня напугать? Вы сделали все, что было в ваших силах. Хотя нет — вы могли бы конфисковать мою новую одежду конечно же или запретить мне покидать свою комнату, но…
— Прекрати это! — Джеймс почти кричал. — Я привез тебя сюда с единственной целью — обсудить появление в доме Лючии. Но что происходит? Ты умышленно превращаешь слабую надежду на общение в крестовый поход против возможных несправедливостей! Я сполна получаю свою долю брани от матери!
— В отличие от вас я лишена даже этого удовольствия, — тихо сказала Домине. Ее голос дрогнул, и она отвернулась, часто дыша, пытаясь не разрыдаться.
— О, Домине, ради бога! — простонал он нетерпеливо. — Хорошо, хорошо, я извиняюсь. Я потерял самообладание, и это было непростительно. Приношу свои извинения. — Он вздохнул. — Но ты подстрекала меня, и это было невыносимо! Последняя пара недель была для меня просто адом! Я спал по три-четыре часа в сутки и, возвращаясь сюда, мечтал об отдыхе, но вместо этого столкнулся лицом к лицу с бушующей мегерой! — Он тряхнул головой. — Я не пытаюсь оправдать свои действия, я просто пытаюсь объяснить… — Он замолчал и, аккуратно взяв девушку за плечи, развернул так, чтобы она смотрела ему в лицо. — Ты слушаешь меня?
Домине провела тыльной стороной ладони по глазам.
— Каждое слово. Хорошо, вы все объяснили. Теперь мы можем ехать домой?
— Домине! Что ты хочешь услышать от меня? Я извинился! Что еще я могу сделать?
Девушка пожала плечами.
— Ничего конечно же, — уныло ответила она, охваченная ужасным чувством отчаяния.
— Домине, — почти умоляюще произнес он. — Взгляни на меня! — И, когда она сделала это, добавил: — Ты простила?
Домине до боли закусила губу.
— Я не собираюсь облегчать вашу совесть, говоря «да», — ответила она, чувствуя, как ее снова охватывает негодование.
Внезапно пальцы Мэннеринга крепко обхватили ее предплечья, и он посмотрел на нее с мукой во взгляде.
— Ты хочешь получить то, что тебе причитается? — хрипло произнес он. — Хорошо, Домине, ты получишь это… — И он прижал ее дрожавшее тело к себе.
Взяв девушку за подбородок, он заставил ее посмотреть ему в лицо, и она затрепетала под взглядом блиставших голубых глаз. Затем его губы, жадные и требовательные, уничтожая все ее невинные представления о том, каким должен быть первый поцелуй, приблизились к ее губам. Его руки скользили по ее спине, ласкали талию, прижимая ее все теснее, так что она чувствовала горячий жар его тела. Пока его рот ласкал каждый дюйм ее лица и шеи, он распустил ее косу, и шелковистая волна заструилась по ее плечам. Когда его губы снова вернулись к ее рту, она обвила руками его шею, взъерошила волосы на затылке, притягивая к себе.
Она не знала, как долго пробыла в его объятиях, но поняла, что хотела бы остаться в них навсегда. Он разбудил какую-то силу, дремавшую в ее душе, и она испытала голод, который мог утолить только мужчина.
Но едва осознав свои желания, она почувствовала, как что-то мокрое ударило ее по руке, и в следующий миг непрерывный поток воды накрыл их обоих. Они стояли у выхода из пещеры, и сквозь нависавшие над ними кусты прорывался осенний ливень. Этого было достаточно, чтобы привести Джеймса в чувство, и он оттолкнул Домине в сторону почти с яростью.
— Боже мой! — пробормотал он. — Спасибо небесам за дождь! Я, должно быть, схожу с ума!
Домине потрясенно смотрела на него, заметив неподдельный страх, тенью прошедший по смуглому лицу. Повернувшись, она уставилась на внезапно потемневшее небо и прозрачную монолитную стену дождя за границей их маленького убежища.
