пишу папе и Свете, что со мной все хорошо и прошу их не волноваться. А Роме набираю: “Прости меня. Я не знала, что так выйдет”, и выключаю телефон с не прекращающими литься слезами.
Закрываю дверь машины, снимаю ее с ручника, открываю ворота нажатием брелка и трогаюсь. Жму педаль газа впервые с того момента, как пообещала себе больше никогда не садится за руль.
Женя
Слышу, как машина трогается. Она уехала. Как чувствовал, что нельзя ей давать ключи от машины. Конечно я не мог забыть и израсходовать весь бензин, но меня вполне устраивало, что Маша в это поверила. Еще и на свой счет записала, думая, что из-за нее истратил его на обогрев. А тут видимо решила проверить. Зря. Мне здесь она нужнее сейчас, да и вообще, чем кому-либо в любом другом месте этого мира.
Но правильно говорят — не построить счастья на лжи. Хотя я и не планировал этим промышлять и дальше — только пока она здесь.
У меня никогда не было нормальных отношений. Самые долгие были в школе, но и то не было там особой любви — просто самый классный парень школы мутил с самой популярной девчонкой — этакие король и королева, которые после окончания приняли решение разойтись и начать в универах новую жизнь.
Я и начал, уже понимая, что отношения не для меня. По душе мне были больше короткие интрижки — пока сущность девушек не начинала проявлять себя во всей красе. И так продолжалось до Маши, которая оказалась совсем не похожей на всех, с кем я мутил. После нашей ночи я пытался вернуться в прежнее русло, и чисто визуально это получалось, только теперь внутреннего удовлетворения как раньше я не получал. Не хватало какого-то элемента — искренности, а может и самой Маши.
А я ведь обратил своё внимание на невзрачную тихоню ещё с самого первого дня, как и она на меня — уж Машу прочитать было легче лёгкого с ее краснеющими щеками, перепутанными буквами в словах от смущения и взглядом, будто она впервые увидела своего кумира. Поначалу меня это даже забавляло, но потом, когда я узнал, что она дочь столичного мажора, я ее возненавидел. Потому что обязан был ненавидеть всех коренных москвичей. Даже с девушками москвичками никогда не мутил — только с приезжими куколками. Таков был мой принцип.
А все потому что отец, уехав на заработки в Москву, когда мы с сестрой были еще мелкие, снюхался тут со своей богатой начальницей. Она знала, что отец женат, что дома у него двое детей, но в ее понятиях не было такого слова как совесть. Однажды она позвонила маме, и так получилось, что тот разговор, в котором она говорила маме, чтобы она перестала терроризировать папу детьми, играя на чувстве вины, я слышал сам. Замухрышка из задрыпинска — так она назвала мою маму. Сука. Она решила, что деньги и ее квартира в Москве значат для отца намного больше, чем мама и мы, но что самое паршивое — она оказалась права. Отец и правда повелся на эту московскую шмару, которой он правда быстро надоел. Тогда он прискакал назад, так как работу в Москве найти не удавалось, а мама его приняла, запретив нам с сестрой навсегда поднимать эту тему.
Место рождения Маши и ее невзрачная внешность вкупе с обожанием меня сыграли против неё, а теперь и мое отношение к ней тогда сыграло против меня. А я надеялся, что у меня все же получится растопить ее сердце, удалив из него все прошлое.
Вообще я был очень близок к цели перед тем, как Маша ушла в ванную. Надо посмотреть что там за соль, которая вымыла из нее весь прекрасный настрой.
Сначала мы смотрели сериал, который Маше правда не зашел, потом были снежки, а точнее снежок — мой, затем чистка снега и валяние в снегу в обнимку с Машей, которую я так и не поцеловал — видимо после этого я и заболел — то ли не выдержал очередного облома, то ли переоценил свою устойчивость к переохлаждению. А может сказалось, что долго был в напряге без отдыха на работе до этого. Все же склоняюсь к этой версии. Как-то не совпадало у меня раньше: и холодное мороженое ведрами ел, и пил холодное, и замерзал как собака, а потом не болел. Хотя может с возрастом такое начинает сказываться? Фиг его знает.
Но вот что точно приходит с возрастом — это ответ на вопрос “Что значит любить?” — Маша перечисляла, а я понимал, что каждый пункт совпадает с тем, что я чувствую к ней. Хотя для меня это вовсе не новость. О том, что я испытываю к ней явно не просто плотский интерес я понял, как только увидел Машу на второй день без косметики и прочих приблуд. Поэтому и отцу ее написал прямо: “Я люблю вашу дочь, поэтому не волнуйтесь, но я ее похищаю. А этот Рома тот еще гандон. Может в качестве зятя для вас он и был бы в самый раз, но вот в качестве мужа для Маши явный отстой”. Да, не мог его не уколоть — с виду нормальный и даже крутой мужик, но у нас с ним личная неприязнь. Его конечно можно понять — я обесчестил его дочь и бросил на следующее же утро, но и себя я прекрасно понимаю.
Вот и Маше сегодня признался в своих чувствах, только она не поверила. До сих пор думает, что это из-за мести ее Роме — зачем только ляпнул про это тогда. Да, вначале так и было, точнее я решил так думать, но сейчас я понимаю, что это был предлог — без этого стимула я бы вряд ли решился подойти к Маше после всего, что успел для нее сделать. В негативном, разумеется, ключе.
Сил переубеждать ее не было, еще и голова заболела, поэтому я пошел в нашу общую спальню, лег и проснулся ранним утром один. Но выдохнул, когда увидел Машу спящей на диване. До чего же она оказывается упрямая и гордая, хотя здесь это вообще не к месту. Уж кто-кто, а я, как мне кажется, уже раз 1000 показал, как к ней отношусь сейчас.
И все-таки как не вовремя я заболел. Хотя, пока она была здесь, я даже успел найти плюсы этой болезни. Например,