— Итак, ты вышла бы за него, если бы он тебя любил? — повторила Эйлиш.
— Он меня не любит, поэтому ваш вопрос не имеет смысла.
— Но ты могла бы на него ответить.
— Эйлиш…
Джорджия не могла ей сказать, что их помолвка была ненастоящей. Что это была дурацкая игра, придуманная сыном, который беспокоился о больной матери.
— У тебя доброе сердце, дорогая.
Поднявшись, Эйлиш подошла к ней и заключила ее в объятия. У Джорджии сдавило горло от эмоций. Ей сейчас не помешала бы поддержка ее собственной матери.
Эйлиш потрепала ее по щеке:
— Ты не только добрая, но и сильная духом. Настолько сильная, что смогла встряхнуть привычный мир Шона.
Джорджия открыла рот, чтобы ответить, но мать Шона перебила ее:
— Не говори ничего, дорогая. Некоторые слова труднее взять назад, чем другие. — Взяв свою сумочку, она направилась к двери. — Я рада, что пришла к тебе сегодня.
— Я тоже, — ответила Джорджия.
Она не лгала. Несмотря ни на что, матери Шона удалось немного поднять ей настроение.
— Увидимся за ужином.
С этими словами Эйлиш вышла на улицу. Дверной колокольчик зазвенел, затем наступила тишина.
С океана дул холодный влажный ветер, а в доме Лауры было, как обычно, тепло и уютно. Бист и Дейдре лежали перед камином, прижавшись друг к другу. «Эти двое неразлучны», — подумала Джорджия, почесывая Биста за ушами. К Рождеству у них родятся щенки. Когда они подрастут, Джорджия возьмет себе одного, и ей будет не так одиноко.
— Спасибо, — пробормотала она, когда Бист повернул голову и лизнул ее ладонь.
— Джорджия, — донесся из дверей голос Лауры, — ты не могла бы спуститься в погреб? Ронан забыл принести бутылку красного вина, которую выбрал к ужину. Я бы хотела откупорить ее до прихода Эйлиш, чтобы вино немного подышало.
— Конечно, — ответила она, поднявшись. — Где эта бутылка?
— О… э-э… — Лаура закусила нижнюю губу. — Ронан сказал, что отставил ее в сторону, и ты легко ее найдешь.
— Материнство сделало тебя немного странной, дорогая, — улыбнулась Джорджия.
— Оно стоит всех утраченных нервных клеток.
— Я в этом не сомневаюсь. — Продолжая улыбаться, Джорджия вышла в коридор и направилась к лестнице, ведущей в погреб. Она с нетерпением ждала этого семейного ужина. Ей хотелось спрятаться хотя бы на один вечер от всех этих доброхотов, поющих дифирамбы Шону.
Когда она открыла массивную дубовую дверь и вошла в тускло освещенное помещение погреба, у нее за спиной раздался какой-то шорох. Повернувшись, она увидела выходящего из тени Ронана:
— Ронан?
Как-то странно улыбнувшись, он покинул погреб, закрыв за собой дверь.
— Эй! Ронан, что ты делаешь?
Услышав, как с другой стороны в замке повернулся ключ, она принялась дергать дверную ручку. Если это шутка, то плохая. Ударив ладонью по двери, она крикнула:
— Ронан, что здесь происходит?
— Это для твоего же блага, — ответил тот, поднимаясь по лестнице.
— Что?
— Я, — раздался у нее за спиной голос Шона.
Джорджия так резко повернулась, что чуть не потеряла равновесие. Шон попытался ее поддержать, но она отскочила от него как от прокаженного. Подавив гнев, он засунул руки в карманы.
— Что ты здесь делаешь? — возмущенно бросила она.
— Жду тебя.
Он уже около часа торчит в этом холодном погребе с длинными рядами деревянных стеллажей, на которых стоят разные виды и сорта вин. Она могла прийти на семейный ужин раньше, поэтому они с Ронаном решили подстраховаться.
Падающий с потолка свет был тусклым, в воздухе пахло деревом, вином и… ею.
Оказаться с Джорджией взаперти в замкнутом пространстве — это его единственный шанс нормально с ней поговорить. Встреться они при других обстоятельствах, она убежала бы, не дав ему шанса сказать ей то, что он хотел.
— Пока я тебя ждал, я откупорил бутылку вина. Хочешь немного?
Джорджия стояла, сложив руки на животе, и блузка обтянула ее соблазнительную грудь. Больше всего на свете ему хотелось заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока они оба не начнут задыхаться, но он знал, что таким образом лишь сильнее ее разозлит. Поэтому он заставил себя отвернуться и, не дожидаясь ее ответа, налил ей вина. Затем он протянул ей бокал, и она выпила половину его содержимого, словно это было лекарство, а не дорогое вино.
— Что тебе нужно, Шон? — напряженно спросила она.
— Пять минут твоего времени, — ответил он, сделав маленький глоток из своего бокала.
— Хорошо. Время пошло. — Она посмотрела на изящные часики на запястье.
Шон рассмеялся:
— Узнаю свою Джорджию. Ты правда засекла время?
— Да, — заверила она его. — Осталось четыре с половиной минуты.
— Сейчас начну. — Допив остатки вина, он обнаружил, что забыл речь, которую готовил, и выпалил: — Когда мужчина делает женщине предложение, он не ожидает, что она швырнет ему в лоб подаренное им кольцо.
Она снова посмотрела на часы:
— Когда женщина слушает предложение, она надеется услышать в нем слово «любовь».
За прошедшие три дня он это понял.
— А твой бывший муж много говорил тебе о любви? — Шон немного приблизился к ней, но она, к его разочарованию, сделала шаг назад. — Он обещал быть верным? Любить тебя всегда?
Ее глаза заблестели от слез, и она часто заморгала, чтобы их сдержать.
— Это низко, Шон.
— Да, — согласился он, но продолжил: — Я, в отличие от него, не разбрасывался красивыми словами, но я дал тебе обещание. А я держу свои обещания. Не будь ты такой упрямой, ты бы поняла, что я не сделал бы тебе предложение, если бы не испытывал к тебе никаких чувств.
— Три с половиной минуты, — сообщила Джорджия, затем кивнула: — Даже самая упрямая женщина на свете мечтает услышать нечто большее, чем «Я к тебе привязался».
Узнав свои собственные слова, он поморщился. Она предложила ему любовь, а он ей — привязанность. Наверное, он и вправду идиот.
— Тебе следовало понять, что я имел в виду под этими словами как раз то, что ты хотела услышать. Позволь мне снова тебе напомнить, что твой лживый бывший муж говорил тебе слова любви, но за ними не было ничего.
— По крайней мере, у него хватило смелости их произнести! — бросила она, неистово сверкая глазами.
Ее замечание уязвило его. Три дня назад ему не хватило смелости сказать ей о своих чувствах, но больше он не собирается трусить.
Налив себе еще вина, Шон сделал большой глоток:
— Я не потерплю, чтобы меня сравнивали с человеком, который не ценил тебя, Джорджия Пейдж.
— А я не потерплю, чтобы мне говорили, что мне следует делать «для моего же блага». Так что тебе больше не нужно подкупать местных жителей, чтобы они приходили ко мне толпами и пели тебе дифирамбы.
