— И поэтому твоя мать пьет успокоительные, лишь бы заснуть.
— Я не понял, Эльма, — опасно тихо произнес Кристоф. — Ты что, учишь меня отношениям в моей собственной семье?
Эльма прикусила губу. Она скажет это. Сейчас или никогда. Терять ей нечего.
— Да, потому что она мне стала небезразлична. И я знаю, что такое любовь. Любовь к тебе.
Кристоф застыл. Казалось, он превратился в статую. Даже, похоже, не дышал несколько секунд. Затем расслабился — зашевелились губы, моргнул.
— Повтори то, что ты сейчас сказала, — попросил он шепотом.
— Я люблю тебя, — твердо повторила Эльма. — Влюбилась с первого взгляда, хотя ты и полагаешь, что это глупости. Но с каждым днем я убеждалась, что права. Поэтому я считаю твои дела своими. Может быть, это излишне самонадеянно и даже неправильно, но я никогда не могла жить иначе. Если мое извинение тебе поможет, то извини, что так настаиваю на том, чтобы все знать. Но за свою любовь к тебе я извиняться не буду. Это самое ценное, что у меня есть.
Ох каких же трудов стоило все это произнести! Эльма сто раз обдумывала эти слова и полагала, что запнется или смешается, стоит Кристофу только раз взглянуть на нее подозрительно. Однако он смотрел на нее со все возрастающим интересом. И это помогло ей. Она гордо выпрямилась и заложила руки за спину, сцепив пальцы на удачу. Пусть он теперь знает. Вот так.
— Я полагал, — медленно сказал Кристоф, — что ты радеешь об интересах «Марко».
— Все верно, интересы фирмы стоят не на последнем месте, однако прежде всего меня волнуешь ты.
— Вот как?
— А ты не догадывался? — Эльма не отрывала взгляда от его лица. Хоть бы одна подсказка, хоть что-нибудь.
— Нет, — покачал он головой. — Я и представить не мог, что ты можешь в меня влюбиться.
— Почему?
— Потому что это… очень не вовремя.
Эльма почувствовала, что ноги ее больше не держат, и села обратно в кресло.
— Ты права — это действительно сделали люди Блэклока. — Кристоф резко сменил тему, дотронулся до синяка на своей щеке. — Они подкараулили меня в саду, за завтраком. Я еще даже к круассанам не успел приступить. — Легкая ирония, прозвучавшая в этой фразе, понравилась Эльме. — У нас с системой безопасности не очень хорошо, ведь пробрались же они в замок без особых проблем тем вечером, когда решили устроить пожар. Полагаю, что они взломали боковую калитку. Они даже не стали прятаться и били меня прямо на лужайке. А потом появился сам Блэклок.
Эльма непроизвольно ахнула.
— Он посмел…
— Он сказал, что это последнее предупреждение, — будничным тоном пояснил Кристоф. — И что в следующий раз, если я не приму решения в его пользу, он прикажет своим людям убить меня.
— Он не может…
— Этот — может. Ты же сама уже поняла это.
— Кристоф, нужно заявить в полицию!
— Наверное, нужно.
— Но ты попросил врача ничего не делать! Почему?
— Потому что я намереваюсь сделать кое-что сам.
Эльма глубоко вздохнула. Упрямец!
— Ты уверен, что можешь справиться сам?
— О господи, Эльма, мне не пятнадцать лет! — наконец не выдержал он. — Не перегибай палку!
— Я всего лишь…
— Не беспокойся, я…
В их спор неожиданно вмешался деликатный стук в дверь.
— Войдите! — крикнул Кристоф, явно обрадованный, что их прервали.
На пороге появился Экберт. Он виновато взглянул на хозяина, видимо ожидая взбучки за то, что позвонил Эльме, но Кристоф лишь приглашающе кивнул.
— Что случилось?
— К вам посетитель, господин граф, — сообщил дворецкий.
— Я никого не жду.
— Он так и сказал, что вы вряд ли его ждете, но его дочь здесь. Это господин Лино Фиески.
Кристоф подозрительно посмотрел на Эльму.
— Твои проделки?
— Можно сказать и так! — Она с вызовом вскинула подбородок. — Ладно, ты не хочешь, чтобы я помогала тебе лично. Но замку я могу помочь! Или это сделает мой отец. Он сказал, что у него есть кое-какие идеи.
На минуту ей показалось, что Кристоф сейчас зарычит. Однако воспитание взяло верх: он кивнул Экберту.
— Что ж, пригласи сюда синьора Фиески.
Дворецкий удалился, а Кристоф вновь повернулся к Эльме.
— Хорошо бы знать, что вы с отцом задумали.
— Я не знаю. Он всего лишь сказал, что подумает.
— День сюрпризов, — пробормотал Кристоф.
В оставшееся до прихода отца Эльмы время оба молчали. Кристоф крутил в руках карандаш, и лишь эти мелкие движения выдавали его беспокойство. Эльма надеялась, что сейчас он скажет хоть полслова о том, в чем она призналась ему — о ее любви, — однако Кристоф явно не собирался вновь поднимать эту тему.
Лино Фиески вошел и с любопытством огляделся.
— Действительно, как в историческом кино! — Он слегка наклонил голову, приветствуя хозяина. — Доброе утро, господин фон Адлертрененштайн!
— Доброе утро, господин Фиески. — Кристоф поднялся навстречу гостю, бросил карандаш на стол и протянул руку, которую Лино крепко пожал.
Мужчины замерли на пару мгновений, оценивающе глядя друг на друга, затем Кристоф кивнул на второе кресло у стола.
— Садитесь, прошу вас.
Отец сел и скрестил руки на груди.
— Эльма сказала, что вы хотите о чем-то поговорить со мной. — Лицо Кристофа снова превратилось в маску аристократа — вежливого, но отстраненного.
— Да, разумеется. И, надеюсь, моя дочь простит меня, если я сделаю это наедине.
Эльма обескураженно посмотрела на отца.
— Папа, ты хочешь меня выставить?
— Да, дорогая, — безмятежно улыбаясь, ответствовал Лино.
— О… — Эльма и предположить не могла, что отец захочет, чтобы она не присутствовала при этом разговоре — одном из самых важных в ее жизни!
— Если ты не против, оставь нас, пожалуйста, — попросил отец и заговорщицки подмигнул. В детстве это означало, что затевается тайная игра, о которой мама пока не должна знать. Потом-то, конечно, они ей все расскажут, но сейчас будет маленькая тайна…
— Ну ладно, — вздохнула Эльма, поднялась и вышла, чувствуя скрестившиеся за спиной взгляды.
Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга.
— Не имел чести знать вас раньше, господин фон Адлертрененштайн — наконец произнес Лино. — Однако наслышан, наслышан.
— От вашей дочери, я полагаю? — невозмутимо уточнил Кристоф.
— Не только от нее. Вы в нашем городке личность известная и загадочная.
— Вот как?
— Вы же понимаете, что информация распространяется разными путями.
Кристоф вновь взял со стола карандаш и принялся крутить в пальцах.
