– Не за что, – прошептала она мне в ответ.
Настал вечер субботы, а с ним и очередь Хейли кормить меня. Мы завели традицию по субботам вместе ужинать то у нее, то у меня по очереди. В этот раз в качестве гостинцев я несла бутылку вина, тыквенный чизкейк, собственноручно приготовленный в честь Дня благодарения, и плевать, что он будет только через две недели, а еще я купила для Хейли букет ее любимых узамбарских фиалок.
Идя по дорожке к дому Хейли, я вдыхала осенний воздух, наслаждаясь легким дымным запахом горящих каминов и топящихся дровяных печей. В воздухе уже пахло зимой, хотя снег до сих пор не выпал, что было необычно для этого времени года.
Я прижала вино, чизкейк и цветы к груди одной рукой и собралась постучать в дверь, но замерла, прислушиваясь. Из-за двери доносилась музыка, и это играла Хейли. Я стояла, слушала и улыбалась. Я соскучилась по ее игре.
Удовлетворенно вздохнув, я постучала. Музыка резко оборвалась, и я услышала приближающиеся шаги. Дверь распахнулась.
– Привет, – широко улыбнулась мне Хейли, и я улыбнулась в ответ.
– Приветик. Это тебе.
Я протянула ей цветы, и Хейли прижала руку к груди:
– О, Энди, спасибо. Так приятно…
Она прошла в дом, и я последовала за ней, по пути с удовольствием принюхиваясь к вкусным запахам. Я поставила вино и десерт на барную стойку и подошла к пианино, чтобы посмотреть, что это играла Хейли.
На пюпитре стояли раскрытые ноты.
– Что это? – спросила я, наклоняясь, чтобы прочесть название, написанное карандашом, как и собственно, ноты. – «Исход». Хмм…
– Это так, одна вещь, над которой я работаю.
– Это твое?! – я повернулась к Хейли.
Она стояла в дверном проеме и застенчиво улыбалась. Потом кивнула.
– Ты мне сыграешь?
– Оно еще не окончено.
– Ну и что? Я бы хотела услышать то, что есть.
Она замялась.
– Ладно, хорошо.
Хейли подошла к пианино, подняла крышку и села на полированный фортепианный табурет.
– Подожди, не начинай. Скажи мне, о чем это? Почему такое название – «Исход»?
– Ну, – Хейли глубоко вдохнула и повернулась ко мне, – Вообще-то, это о… нас.
Я удивленно посмотрела на нее, а мое любопытство разыгралось не на шутку. Очень странно было видеть Хейли смущенной, ей это было совсем не свойственно, обычно она всегда знала, что делает.
– Расскажешь мне потом, поняла ли ты, что я имела в виду.
Это заинтриговало меня еще сильнее.
– Хорошо, я приложу все усилия.
Она повернулась на табурете, несколько раз размяла пальцы, и мне снова показалось, что она нервничает, потом опустила руки на клавиши и начала играть.
Мелодия началась медленно, звуки были низкими и отрывистыми. Я слушала и мысленно возвращалась назад, в те дни, когда я была только лишь репетитором Хейли и ее тайной поклонницей. Музыка стала звучать немного громче, немного быстрее и неожиданно в ней прозвучал оттенок веселья. Я почувствовала легкость и заулыбалась, вспоминая, как мы бесились и дурачились во время нашего полуночного набега на Уолл-Март, когда Хейли исполнилось восемнадцать.
Я протянула руку и коснулась плеча Хейли, нуждаясь в этом контакте с ней, пока воспоминания проносились сквозь меня. Наши ночные телефонные разговоры и интернет-чаты.
Я вырвалась из мыслей и воспоминаний, когда мелодия снова изменилась. Внезапно звуки стали долгими, глубокими, почти… как же их описать? Да, чувственными. Наши прижатые друг к другу тела, жар камина, когда мы целовались в подвале маминого дома. Звук нашего дыхания, нервозность и возбуждение, все смешалось вместе, чтобы создать один из самых напряженных моментов моей жизни.
Я закрыла глаза, и музыка потекла сквозь меня, наполняя меня и заставляя чувствовать.
Мои глаза распахнулись, когда звуки стали наползать друг на друга, постепенно высокие звуки сменялись низкими, делались громче, пальцы Хейли перешли на басовые клавиши, пока, наконец, она не взяла один, низкий, наполненный, последний аккорд и дала ему затихнуть на одинокой, громкой, глубокой ноте, исполненной боли. Я поняла, что это было.
А когда звук затих, мелодия началась снова в другом ключе, задевая меня за живое, превращаясь в комок в горле.
Пальцы Хейли замедлились, она слегка раскачивалась в такт музыке, глаза ее были закрыты.
О чем же она играет? Она передает то, что чувствовала после достопамятного уикенда или это время между прошлым и настоящим? Время, когда мы были друг для друга всего лишь воспоминанием?
Мелодия вернулась к началу, но в том же, более низком ключе, как и предыдущая часть, как вдруг Хейли прекратила играть.
Я посмотрела на нее, не понимая, почему она остановилась.
– Все, – произнесла она низким, негромким голосом, сидя спиной ко мне, и опустила руки на клавиши. – Что ты видела, пока я играла?
Она так и не повернулась ко мне.
Я сделала глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями, чувствуя себя так, будто меня силой вырвали из воспоминаний. Отсутствие музыки оглушало.
– Что ж, сначала, когда это было медленно, почти неуверенно, я чувствовала, как все начиналось, понимаешь? Когда я учила тебя?
Она кивнула.
– Потом музыка стала чуть побыстрее и повеселее. Я думаю, именно эти слова сразу и пришли мне на ум: веселье, забава, – я улыбнулась, вспоминая. – Я увидела, как мы слонялись по городу или по магазинам, просто валяли дурака. Это когда мы с тобой подружились.
Еще один кивок.
– А потом… – я замолчала.
– А потом? – Хейли медленно опустила крышку на клавиши и встала лицом ко мне, по ту сторону табурета.
– Потом – уикенд на весенних каникулах. Насыщенный, тяжелый, чувственный. Потом ты остановилась – резко, неожиданно, сильно. Это когда ты уехала в университет, я так думаю, или после уикенда.
Я провела рукой по волосам, взбудораженная воспоминаниями.
– Потом музыка стала долгой, почти грустной, протяжной, она звучала по-другому и была о другом времени. Я так поняла, либо ты описывала свои чувства, либо это был отрезок времени между тогда и сейчас. И, наконец, мелодия завершила круг. Ты снова начала играть первую часть, но в другой тональности, как будто время снова изменилось.
– Да. Ты все поняла, – кивнула Хейли и улыбнулась.
В моем животе взыграли бабочки.
– А чем все заканчивается? Каков исход? – хрипло спросила я, глядя Хейли в глаза.
Она не отвела взгляда:
– Он еще не написан. Я же говорила тебе, что эта вещь не окончена.
Ее голос был таким же хриплым, и мои бабочки замахали крыльями с новой силой.
Я смотрела на нее, а в ушах у меня все еще звучали отголоски «Исхода». Я чувствовала, что начинаю склоняться, притягиваться к Хейли, как магнит. Мой разум и мое тело, или это было мое сердце? бушевали, сражаясь друг с другом, а мои глаза вдруг сосредоточились на ее губах, потом метнулись назад, потом снова вернулись. Ближе, ближе -
