что все вокруг чисто.
А они смеялись, словно это касалось кого угодно, только не их.
– Матрица?! – крикнул кто-то, возникая над насыпью. – Ты живой?
– Да! Все целы?
– Да. Курьер шлагбаум снес. Ушел. Мы дали ориентировку по городу.
– Хорошо, – Дима перестал пытаться прирастить обратно рукав и посмотрел на меня. – Ангела?
Оглушенная взрывом и воплями близнецов, я все еще лихорадочно ощупывая маленькие ножки и ручки. Их одинаковые голубые комбинезончики все были в пятнах. Личики – красными от натуги. Они орали так, что из ушей вот-вот могла пойти кровь. Но я даже не пыталась их успокоить. Просто стояла, прижав их к груди и тупо рассматривала руины своего мира.
– Дай мне, – сказал Дима и я тупо позволила ему забрать мальчиков. – Макс…
В воздухе стоял запах гари и пыли.
Участок был усеян обломками стен и мебели; валялись детские вещи: рядом с кабинетом была и детская. Я увидела кроватку, почерневшую от огня и крепче прижала к себе голосящих мальчиков.
Мне не хотелось думать о том, что, если бы не приехал Макс, мы все сейчас были бы в доме. Ужас ледяными руками копался во внутренностях. И чувство вины: каким бы мудаком он ни был, не он ли помешал мне подняться на ноги и побежать к Диме? Не он ли прикрыл нас собой?..
Представив себе свое тело, свисающее с кольев забора, я испытала нечто, вроде приступа благодарности.
– Дилетанты, – проронил Макс и указал подбородком на лесополосу, что начиналась сразу же под нашим забором. – Надо было тут стрелков рассадить… Пошли, надо соображать по-быстрому. Кто и зачем. Где Толстый?
Дима, все еще не сводя с меня ястребиного взгляда, ничего не ответил. Я вдруг поняла, что он сам – в шоке. Не столько за себя, сколько за нас.
– Зачем тебе опять Толстый?.. – опомнился он.
– Его рук дело!
У соседского дома вдруг хором, в голос завыли дети Прохановых.
– Что там? – вскинулась я.
Макс хмуро дернул плечом.
– Кажется, у них собаку убило…
И это известие отчего-то меня добило. Вспомнился вечно улыбающийся золотистый ретривер Прохановых, его пушистый, песочного цвета хвост, и я зарыдала в голос.
***
Взрыв повредил крышу и вышиб стекла в передней части дома. Но кухня уцелела и прижимая к груди детей, – мне казалось, что стоит хоть на миг перестать прижимать их к себе, как они обратятся в дым, – я вспомнила, что им пора есть. Няня уехала в больницу с помощницей, как и один из охранников, который не успел отбежать и остаток пути к забору преодолел на лету.
Мальчики полностью остались на мне, и я понятия не имела, что должна делать.
Дети то замолкали, то начинали орать с новой силой, но я лишь прижимала их к себе, не пытаясь успокоить. Где их еда, я отчего-то никак не могла припомнить.
Дима и Макс о чем-то совещались за столом с Прохановым-старшим, чьи дети у себя во дворе орали громче моих. Остальные соседи, образовав полукруг, сосредоточенно чесали затылки. Женщин среди них, естественно, не было.
– Надо взять курьера, – сказал Дима. – Это первое. Дальше – по ситуации…
– Может, отвести к нам твою с малышами? – предложил кто-то.
Все взгляды обратились ко мне.
– Нет, – прошептала я, умоляюще посмотрев на Диму.
Сама мысль оставить его сейчас, была для меня неподъемной. Не потому, что я боялась; нет страха не было. Во-всяком случае, за себя. Был страх, что стоит мне отлучиться, его убьют. И моя жизнь… Что за смысл в жизни, в которой больше не будет Димы? Я предпочла бы сама умереть, чем потерять его… Он посмотрел в мою сторону. Долгим, выразительным взглядом. И словно прочел мои мысли.
– Успокой детей. Неважно как. Только успокой, хорошо, малыш? Ты останешься. Обещаю. Просто успокой пацанов.
Моя голова кивнула. Сначала, на автомате, затем, в сознании. Словно часть его собранности передалась и мне. Может быть, потом, этой ночью… Когда Дима, «поговорив» с курьером, вернется к нам с малышами, он снова станет пить водку и упадет в постель, словно дерево, он будет расстроен и пьян. Но сейчас он был холоден и предельно сосредоточен. Я знала, что ему тоже было страшно, как мне. И за себя, и за нас. Что ему и сейчас еще страшно; потому он позволил мне быть здесь. Рядом. Чтобы видеть: с нами все хорошо. Чтобы думать, он сможет защитить нас от повторной атаки.
Да, ему было страшно. Но он не имел права сейчас сидеть, прижав к себе близнецов и дрожать от страха. Он действовал. Собрал всю волю в кулак и решал задачку на логику. Вычислял кто именно пытался его убрать. Вычислить до того, как они попытаются снова.
И мне, сквозь ступор, отчаяние и полную потерю ориентации, вдруг захотелось, чтобы потом, когда все закончится, Дима мог бы гордиться мною. Как я сейчас, до боли гордилась им.
Достав бутылку, проклиная себя за то, что другого выхода нет, я разбавила коньяк водой и дала детям, под взглядами ошарашенных такой методикой, мужиков.
***
Менты, разъехались, не горя особым желанием вмешиваться. «Взрыв газа» – такова была официальная версия. Невзирая на то, что во всем доме только кухня и уцелела. Я не могла их винить: у них самих были семьи и дети. С чего им рисковать своими жизнями, вмешиваясь в бандитские разборки? С чего им мешать браткам убивать друг друга?
Семьи и дети, – слова вращались у меня в голове, словно шарики в барабане. Пытались убить не просто одного Диму, пытались убить нас всех. После того, как он смирился с потерей пуховика, это, похоже, злило его сильнее всего. Я ждала, пока до него дойдет, что мы остались без дома. Ночь предстояла нелегкая. По городу искали курьера.
– Прощупай Толстого, – меланхолично повторил Макс.
Сидя на подоконнике кухни, упершись ногой в стену, он раздавил сигарету в пепельнице и посмотрел на спящих в коляске детей.
Дима, сунув руки в карманы, стоял над коляской и вглядывался в заплаканные, опухшие личики словно ястреб. Мальчики беспокойно спали, прижавшись друг к другу и вхлипывали во сне. На Диминых щеках то и дело вздувались желваки.
– Не беси меня… Сам ведь понимаешь, что я сейчас всех подряд готов мочить. Без разбора… Прошу тебя, Макс. Кончай! Он слишком туп для чего-то подобного.
Макс обвел рукой уцелевшие стены.
– А это устроил кто-то особо умный? Поверь мне: если баба завидует другой бабе, ее не остановит ничто. Ирка за этим стоит, я задницей чувствую. Она науськала этого идиота.
– Какая ей выгода?
– Ты думаешь, как мужик. Попробуй думать, как баба.
– И как же думают бабы? – спросил Кан жестко.
– Что будь ее чмошник кем-то, вроде тебя, она сумела бы полюбить его. Невзирая на то, как Природа поиздевалась… Против такого, ни один мужчина не устоит. Ирка умеет будить амбиции. Поверь мне, она совсем
