— Именно так, — хмуро подтвердила Роуана.
— И вы сразу решили, что это я виноват во всех ваших несчастьях?
— Почему бы вам не присоединиться к своим сообщникам, мистер Саксби? Что вы вообще делаете на этой стороне дороги?
— На этой стороне дороги я собираюсь вытрясти из вас всю душу!
— А потом на всякий случай поцеловать? А то вдруг я все-таки выиграю, да? И вы тогда будете и там и тут.
На мгновение Роуане почудилось, что он и вправду хочет кинуться к ней, и она поспешно отступила. Но Джонатан лишь тихо произнес:
— Нет, нет, Роуана, все кончилось. Вместе с вашим бизнесом. — Он повернулся и пошел прочь.
Роуана услышала шум мотора, в глазах ее стояли слезы. Что значит — «все кончилось»? Почему она раньше не догадалась, что оно есть? Теперь-то она точно знала, что оно было… С того самого момента, когда Джонатан вышел из кухни и, вынимая карандаш из-за уха, спросил: «Так как же мы платим?»
Подруги Роуаны по пансиону сказали бы, что она опять поздно спохватилась и кекс уже засох.
Утром, сочувственно глядя на поникшую Роуану, Элисса спросила:
— Кто вас так огорчил? Джонатан? Ну, дорогая, вы же сами виноваты, не надо было срываться в Брисбен…
Они давно позавтракали, но вставать из-за стола не торопились: что толку открывать кафе, раз нет посетителей?
— Так зачем же вы ездили? — допытывалась Элисса.
Роуане не хотелось с ней разговаривать, и, поднявшись, она сказала, что все же сходит в «Мальчик-с-пальчик».
Дверь была не заперта, хотя Барни давно уехал в поле. На столе белел листок бумаги. «Ничего не поделаешь», — гласило лаконичное послание Барни.
Трудно было поверить, что всего неделю назад здесь бурлила жизнь. Роуана не сомневалась, что многие постоянные клиенты еще вернутся в ее кафе, но условия завещания были уже нарушены, ей не удалось сделать так, чтобы прибыль сохранилась… Роуана гадала, не Джонатан ли подсказал дяде Томасу включить в завещание этот пункт. И снова она подивилась, насколько он оказался хитрее и коварнее ее родственников, которые хотя бы не скрывали своих намерений… Мысль о них послужила, очевидно, катализатором событий, ибо через мгновение в кафе вошел Пирс:
— Доброе утро, Роуана.
— Доброе утро.
— Я смотрю, дела ваши не поправляются, а?
— Если вы приехали позлорадствовать…
— Ну что вы, дорогуша, у меня и в мыслях не было.
— А зачем же вы здесь?
— Затем, что мне вас жаль.
— Немного поздно жалеть меня, не правда ли?
— Да ладно вам, Роуана, на нашем месте вы поступили бы так же.
— Может быть, — вяло кивнула она, — особенно если знать, что скоро здесь построят еще одно шоссе.
— О, так вы в курсе?
— Мне сообщил мистер Саксби.
— Да, конечно. Ничего удивительного, что он рассказал вам, теперь уже все равно… Вот если бы дядя Томас оставил первый вариант завещания…
— А чем он отличался от второго? — Роуана пристально посмотрела на Пирса, но он отвел взгляд.
— Ну, я точно не знаю, — уклончиво пробормотал он. — Какая разница? Настоящее завещание давно вступило в силу. Вы, кстати, перечитывали его?
— Вы же видели, как я вчера уезжала.
— Значит, теперь вы знаете, что Джонатан Саксби — один из наследников.
— Знаю. Ну и чего же вы хотели? — В голосе Роуаны прозвучало нетерпение.
Пирс весь сделался масленым, его глазки заблестели.
— Не знаю, Роуана, известно ли вам, что я — единственный неженатый наследник.
— Джонатан… — невольно вырвалось у нее.
— А! — Пирс сделал досадливый жест. — Но он нам не родня.
— Как и я.
— К счастью. — Пирс придвинулся ближе. — Роуана, вы такая красавица… Неудивительно, что моя мать и тетки умирали от зависти к вашей матушке. — Пирс сладко улыбнулся. — А вы забрались так далеко. Роуана, вы скучаете по дому? Вам, наверно, здесь одиноко?
— Мне здесь нравится, и я не одинока.
— А вы когда-нибудь думали, — он сделал еще один шаг вперед, — что у вас есть шанс остаться?
— Когда вы открыли свое кафе, я перестала об этом думать.
— Но вы же сказали, что ни в чем нас не вините.
— Да, но это не значит, что я должна вас любить.
— Не моих кузин, конечно, и не Хола, но, Роуана, — он смотрел заискивающе, — я гораздо младше их и богаче.
— Вы всегда так делаете предложения? — презрительно бросила Роуана.
— Я первый раз в жизни делаю предложение.
— Считайте, что это первый раз, когда вам отказали.
— Роуана, дорогая…
— Вы слышали, что сказала леди? Она вам отказывает. — Это был Джонатан, который незаметно вошел и сейчас надвигался на Пирса.
Пирс опасливо отступил, потому что Джонатан был гораздо мощнее, но все же не удержался и ляпнул:
— По крайней мере, я могу предложить ей имя… — Он не договорил: Джонатан схватил его за шкирку и выкинул за порог.
— Фу, какая дикость, — поморщилась Роуана, которой напор Джонатана показался еще более отвратительным, чем навязчивость Пирса.
— Куинсленд — штат дикарей, — прокомментировал опекун, — а что, по-вашему, я должен был делать?
— Не обращать внимания.
— Я вам не викторианец. И потом — это чистая ложь.
— Вы говорили, что отдали бы лучшие годы своей жизни за фамилию Тумб.
— А вот это правда. Хотите, расскажу вам всю историю?
— Мне надоели и ваши истории, и вы сами. Может быть, моя судьба когда-то и зависела от вас — мне так казалось, потому что я не знала, что все было решено с самого начала, но это не значит, что я до сих пор обязана выражать вам свое подобострастие: да, сэр; нет, сэр…
— Ой, началось, — брезгливо отмахнулся Джонатан, повернулся и вышел.
В полдень прибежала Элисса. Это была прежняя Элисса — нервная, беспокойная, думающая неизвестно о чем. Она порхала по пустому кафе, хватала вещи, потом бросала их обратно. Угомонившись наконец, она плюхнулась на табуретку, но от чая и сандвичей, предложенных Роуаной, отказалась. Так они сидели, обе поглощенные своими тревогами, и от повисшей в кафе тишины раздавшийся вдруг грохот показался просто безумным.
— Что это? — вздрогнула Элисса.
Роуана первая вскочила на ноги и помчалась на шоссе. Она поняла, что произошло, и боялась это видеть, но должна была помочь, чем могла.
Ужасная картина предстала перед ее глазами. Столкнулись два грузовика. Один улетел в кювет, а другой перевернулся и сейчас вверх колесами валялся на дороге. Пассажиров обеих машин — Роуана насчитала десять человек — раскидало по шоссе. Некоторые стонали или пытались подняться, другие лежали без движения.
