— Да? — опасливо переспросила Барбара.
— По поводу Реймонда Адамса и Каролины Стайн ты была права на все сто процентов. Мне следовало положиться на твою интуицию. А теперь…
Журналистку охватила паника.
— Послушай, Фрэнк, ту статью нельзя публиковать.
— Конечно, нет. Теперь, когда Адамс слегка приоткрыл завесу тайны над своей личной жизнью, нужно подойти к делу с размахом! Если ты сможешь выяснить, кто эта женщина и в самом ли деле они женаты, мы примем статью не глядя.
— Фрэнк, я не думаю, что…
— Только не говори мне, что ты утратила веру в себя. Если ты подтвердишь брак, статья принесет тебе в два раза больше, чем мы уговаривались.
— В два раза больше? Да это бессовестный грабеж! — Слова слетели с языка прежде, чем журналистка осознала, что говорит.
— Ты хочешь сказать, что статья стоит еще дороже? — В голосе издателя послышались вкрадчивые ноты. — Что происходит? Что тебе удалось узнать?
— Ровным счетом ничего, подходящего для печати. — Это соответствовало истине, хотя Фрэнк, конечно, не поймет подтекста; он решит, что у нее есть неподтвержденные факты, которые следует перепроверить.
Общество мистера Адамса отрицательно сказывается на моих этических стандартах, подумала Барбара. Его способность говорить одно, имея в виду другое, страшно заразительна.
Фрэнк требовал подробностей, но вдруг внизу хлопнула входная дверь. Реймонд вернулся, подумала Барбара.
Радость, облегчение, ликующее предвкушение встречи переполнили ее душу, голова закружилась от восторга.
В следующее мгновение где-то в подсознании раздался предостерегающий голос: если Адамс застанет ее за переговорами с редактором журнала, последствия окажутся не из самых приятных.
— Я должна идти, Фрэнк, — твердо объявила Барбара и повесила трубку, оборвав своего работодателя на полуслове: тот как раз пытался узнать, где она находится и как с ней можно связаться.
Она вихрем сбежала вниз по лестнице, забыв, что следовало бы скрыть свое нетерпение. Заслышав ее шаги, Реймонд обернулся и замер неподвижно, держа в руках пальто.
— О, привет, — тихо проговорил он. — Если бы я не знал тебя так хорошо, то решил бы, что ты считала минуты до моего возвращения.
— Надеюсь, ты не забыл про вечеринку? — Барбара изо всех сил старалась сдержать дрожь в голосе. — Я боялась, что ты не вернешься. Если бы не это…
Адамс улыбнулся, нагнулся и поднял с пола дипломат и огромный целлофановый пакет. Он принес цветы, поняла Барбара, и в следующее мгновение букет оказался у нее в руках. Любуясь роскошным изобилием желтых, золотых, алых и оранжевых оттенков, Барбара гадала, добыл ли Реймонд цветы где-нибудь поблизости или привез их из самого Нью-Йорка. А если так — значит ли это, что он вспоминал о ней?
— Я привез тебе еще кое-что, — похвастался Адамс и с размаху водрузил дипломат на перила лестницы. Крышка откинулась, и он извлек на свет газету.
По размеру и шрифту Барбара сразу узнала одну из самых вульгарных газет.
— На этот раз фотография удалась куда лучше, — предупредил Адамс.
Барбара вдохнула аромат цветов, надеясь придать себе храбрости, и опасливо поглядела на первую страницу. Реймонд был прав: фотография и впрямь оказалась весьма узнаваемой, хотя чести ей не делала. Если по пути домой Фрэнк заглянет в супермаркет, ему не придется больше гадать, почему Барбара посчитала, что история про загадочную миссис Адамс стоит больших денег.
Ну что ж, этого и следовало ожидать, обреченно подумала она. Собственно, еще к моменту первой фотографии она утратила надежду сохранить свое инкогнито.
Странно, но в ту минуту ей было все равно. Важно другое. Барбара стояла в залитом солнцем холле, с букетом в руках, а Реймонд обнимал ее за талию.
— Заголовочек что надо, — отметил он.
«У четы Адамс медовый месяц», — прочла Барбара. Под фотографией красовалась надпись: «Похоже, что таинственную супругу не радует внимание нашего фотографа». Она тихо застонала.
— Говорится, что до выхода номера оставалось слишком мало времени, чтобы выяснить, кто ты есть, — обнадежил Реймонд, — но на следующей неделе газета обязуется предоставить подробный ответ.
Из кухни возник Уилкинсон.
— Добрый день, сэр, и добро пожаловать домой. — Он повернулся к девушке. — Мисс Барбара, шеф-повар шлет вам привет и спрашивает, что бы вы хотели съесть на ужин, после того, как прием закончится.
Реймонд так и застыл с открытым ртом.
— Что угодно, — отозвалась Барбара. — Он наготовил столько вкусностей, что голодными мы явно не останемся.
Уилкинсон поклонился и исчез.
— Что ты сделала с моим персоналом? — потребовал ответа хозяин. — За три года, что шеф-повар у меня служит, он ни разу не поинтересовался, чего бы хотелось съесть мне.
— Понятия не имею.
Интересно, что бы он сказал, если на ужин ему подали бы баварскую колбаску с кислой капустой?
Реймонд поднял ее левую руку, рассматривая кольца.
— Здорово смотрится! Прости, я тебя всю перепачкал. Бульварные газеты грязны во всех отношениях, верно?
— Бедняжка, неужели тебе никто не гладит газеты? — проворковала Барбара.
— Гладит газеты? Ты шутишь? — Но тут внимание Адамса снова привлекли кольца. — Ты свозила-таки их к ювелиру?
— Нет. Я не знала, позволено ли мне переступать порог дома.
Брови его поползли вверх в иронической гримасе.
— Позволено ли? Переступать порог дома? Ты хочешь сказать, что все это время провела в четырех стенах? Неудивительно, что ты бледна.
— Я считала…
— Ты считала себя пленницей? Это не так, родная.
Барбара не сразу осознала смысл его слов.
— Выходит, ты мне доверяешь? — еле слышно прошептала она.
— Доверяю ровно настолько, чтобы предположить, что ты не натворишь глупостей, — отозвался Реймонд. — Кроме того, одну бы тебя не оставили. Дай мне переодеться, и мы прогуляемся, если хочешь.
Барбара кивнула, делая вид, что радуется прогулке, а не возможности побыть с ним наедине.
— Настоящий подарок я тебе тоже купил, — продолжал Реймонд, — но он оказался слишком громоздким, пришлось сдать в багаж. К нашему возвращению его уже доставят.
Барбара покачала головой, но не стала говорить, что нужен ей только он сам. А это было бы чистой правдой.
С момента его появления Барбара отчаянно пыталась совладать со своими чувствами, но тут все подчиняющая любовь и тоска, с которыми она тщетно боролась два дня, нахлынули с удвоенной силой. Возможно ли, чтобы при одном взгляде на этого человека вновь пробудилась эта невыносимая боль, эта неуемная жажда?
