— Свифту и О'Нилу? — Я помнила эти имена из письма, адресованного Бланш.
— Адвокаты Тирелей. А если она собирается изменить завещание, то это может означать только одно — туда включат вас.
— Это не означает, что оттуда уберут вас.
— Да, необязательно. Но она не собирается нас в это посвящать. Только на ее похоронах, когда О'Нил зачитает завещание, это станет известно.
— А потому для вас было бы лучше, если бы ее не стало уже сейчас, прежде чем она что-то изменит? Так не пытались ли вы убить ее — тогда и сегодня утром?
— Убить? — переспросил он с горечью. — Я не хочу прикидываться гуманистом, но убить — дело нелегкое. Сделать такое гораздо труднее, чем пожелать, хотя я назову лжецом всякого, кто будет утверждать, что никогда в жизни не желал никому смерти. Пытался ли я ее убить? Я ее не душил и ничем не ударял, конечно. Но можно сказать, что я хотел ее смерти… Вот вам ваша правда.
Все это действительно звучало правдоподобно, даже если он сказал не все.
— А если она решит разделить все имущество между нами? — спросила я.
— В этом нет смысла. Если все средства вложить, например, в развитие завода — это можно сделать. Но поделить — в данном случае значило бы все разрушить.
— Ну, а если… если она решит, что все достанется только мне? — Это должно было прозвучать жестоко, но мы оба понимали, что старая леди способна на такую несправедливость ради того, что она называла «долгом перед родом Тирелей».
— Тогда… тогда вы все это возьмете, но и все потеряете. Для дела Шериданов нужны именно Шериданы, а не Тирели. Можно даже обойтись без такого таланта, как Бренда, но не без наших сил и энергии. Тут прежде всего нужны дельцы, а не художники.
— Но ведь я тоже Шеридан.
— Вот именно, также как и я. Так зачем нам что-то делить? Не лучше ли было бы объединить усилия? Это — прагматическое решение проблемы.
— Но это значит, — я сама удивлялась тому, как спокойно говорю об этом, — что нам следовало бы пожениться?
— Именно! Я не собираюсь становиться рабочей лошадью ради Тирелей, но я стал бы работать, как лошадь, ради жены… И если она будет из Шериданов…
— В этом, по-вашему, вся моя ценность?
— Вы шутите? Я прекрасно понимаю, что для вас не проблема выйти замуж, а если сомневаетесь, то посмотритесь в зеркало или обратите внимание, как на вас смотрят мужчины, и Брендан, и я, и старые, и молодые. Даже Прегер… Да и в Лондоне, конечно, нашелся бы десяток таких, которые готовы на вас жениться, и еще этот Джастин, про которого вы мне рассказывали. Я вовсе не говорю, что я единственный, за кого вы могли бы выйти замуж, я только говорю, что я для вас — лучший вариант, учитывая и мое, и ваше положение.
— Но вы уверены, что вы — тот человек, который мне нужен?
— Да. Вы, возможно, скажете, что слишком рано принимать такое решение, или спросите: а как же любовь? Но разве люди, вступающие в брак, обязательно должны любить друг друга? И послушайте, Мора… Разве сейчас мы немножко не влюблены друг в друга? Разве мы не можем полюбить друг друга сильнее, если это случится? Вы сами еще не знаете, до какой степени вы принадлежите к роду Шериданов. И вас интересует дело Шериданов… а если угодно, интересую и я, больше, чем вы сами думаете. Если бы это было иначе, вы оставались бы здесь не больше часа… или, по крайней мере, не больше одной ночи. Вы бы никогда не сделали этого ради сумасшедшей старой леди.
— А как же Лотти?
— А что Лотти?
— Но ведь она с вами не осталась.
— Лотти не была Шеридан. Она бы долго не задержалась здесь ни со мной, ни с другим мужчиной.
— А разве во мне вы уверены больше, чем в Лотти?
— Лотти… Она многому научила меня. Я не так уж глуп, и я понимаю разницу между вами.
Я подумала, что эта мысль, которую Коннор решился высказать, приходила в голову не только ему. Меня здесь уже многие сравнивали с Лотти, и даже наивный священник Стэнтон заявил, что почувствовал разницу между нами. О том же, возможно, думали и рабочие, и посетители бара. Даже тот пьяница сказал: «Эта ирландка».
Предложение Коннора напомнило мне о холодном и расчетливом мире Клода и ему подобных, от которого я хотела уйти. Я посмотрела вниз — передо мной открывалась необычайно красивая картина. В этих краях подобное предложение звучало особенно странно. Я направилась к лестнице, ведущей вниз. Коннор не пытался меня задержать. Он, видимо, был уверен, что его слова произвели на меня надлежащее впечатление, что если не сейчас, то позднее я приму ожидаемое им решение.
— Вы не сказали «нет», — только и заметил он.
Действительно, в этом и была проблема. Мне следовало сразу сказать «нет», но я не решилась на это.
Спустившись с башни О'Роирка, я дошла до парадного входа в замок. О'Киффи, отворивший парадную дверь, встретил меня словно старую знакомую. Я сказала:
— Пожалуйста, передайте мистеру Прегеру, что я пришла к нему на чай.
В Мирмаунт меня отвез О'Киффи. Отто Прегер решил, что одержал победу. Ему я просто сказала, что поднималась на башню, как он мне и советовал. Прегер, конечно, знал, что я была там с Коннором, но не спросил меня, ни о нашем расставании, ни о ключе, принадлежавшем Коннору. Хозяин замка угощал меня чаем, показывал мне свои редкие книги и не расспрашивал о личном; не спросил даже, когда я приду снова, только напомнил, что в воскресенье уезжает в Нью-Йорк.
Когда я вернулась в Мирмаунт, Коннора еще не было. Около часа я провела с леди Мод, читая ей вслух «Сельскую жизнь», — ее очень заинтересовала какая-то статья о жаворонках. Потом явилась миссис О'Ши, и старая леди, поморщившись, сказала:
— Завтра, миссис О'Ши, я поговорю с доктором Доннели. В вашем присутствии здесь нет необходимости. Это ненужные расходы, и к тому же со мной моя внучка.
Миссис О'Ши ответила, что выполняет указания доктора Доннели и покинет этот дом, как только он попросит ее об этом.
Уходя, я подумала, что мое положение после такого признания леди Мод значительно осложнится.
На ужин я приготовила цыпленка с чесноком и крем-мусс, использовав вместо вина остатки коньяка Коннора. Мы поужинали в кухне с Энни и миссис О'Ши, как обычно делали в отсутствие Коннора. Потом я поднялась к себе в комнату. Кошка Лотти, Сапфир, сопровождала меня до первой площадки, где она и осталась, глядя мне вслед.
Когда я уже почти засыпала, послышались шаги — я узнала тяжелую походку Коннора. Он, видимо, вошел через черный ход и теперь поднимался по лестнице. Вскоре я услышала, что он прошел по коридору со стороны, где находилась моя комната, и остановился перед моей дверью. Я замерла, не зная, что предпринять. Я действительно в тот момент не могла бы ответить, хотелось мне отворить ему дверь или нет. Мне не хватило бы мужества ни на то, чтобы пригласить его войти, ни на то, чтобы протестовать, если бы он попытался войти сам. Но мое решение и не потребовалось. Вдруг совсем рядом с моей комнатой громко замяукала кошка. Коннор тихо выругался и, видимо, взял кошку на руки, потому что она сразу замолчала. Вскоре я услышала удаляющиеся шаги, и Коннор больше не возвращался.
