— Я всю жизнь прожила на ферме и умею обращаться с лошадьми ничуть не хуже мужчин, — сказала она. — Так что, если ты пытаешься меня напугать, тебе придется изыскать для этого какое-нибудь другое средство.
Нед опустил голову: ему вдруг стало очень стыдно.
Эмма рассмеялась.
— Я знаю, что ты катаешь меня по окрестностям не по своей собственной воле, а потому что так распорядилась Эдди. Разумеется, я ни в чем ее не виню. Я не настолько глупа, чтобы не видеть, какой убыток ее бизнесу приносит мое присутствие в стенах «Чили-Квин». — Несмотря на то, что Эмма не преминула отметить сей печальный факт, не заметно было, чтобы она слишком уж по этому поводу сокрушалась. — Но я не болтушка и привыкла к одиночеству. Более того, я предпочитаю свое общество общению с глупцами. Поэтому мне не составит труда провести денек в прерии, любуясь ее красотами. Ты же, если тебе так хочется, можешь искать развлечений в другом месте и в другой компании.
— Кажется, ты сказала «с глупцами»? Выходит, по-твоему, я дурак, да? — возмутился Нед.
— Ничего подобного. Это просто фигура речи. Я пыталась довести до твоего сведения, что ничего против одиночества не имею. Должна отдать вам должное — тебе и твоей Эдди. Вы далеко не глупые люди.
Пока Нед переваривал ее слова, Эмма вышла из экипажа и, открыв крышку приколотых к жакету часиков, взглянула на циферблат.
— Поезжай, куда тебе надо, и возвращайся за мной часам этак к пяти. Я же пока здесь погуляю — подальше от чужих глаз. А завтра прихвачу с собой свое рукоделие. Полагаю, ни мне, ни тебе нет смысла ставить Эдди в известность о заключенном между нами соглашении.
Сказавши это, Эдди направилась к дереву, находившемуся на некотором удалении от дороги.
Неду и вправду не улыбалось раскатывать с Эммой на двуколке по местной округе, но теперь, когда женщина дала ему понять, что в его обществе не нуждается, он неожиданно почувствовал себя уязвленным. Женщины редко им пренебрегали.
— Эй! — крикнул он. — Возвращайся к дороге. В прерии полно змей.
— В Канзасе их тоже немало.
— Здесь водятся гремучки. Они страсть какие агрессивные и опасные.
— Значит, мне придется поискать палку потолще.
— Может пойти дождь. Ты промокнешь.
— Уэлкам говорила, что дождя не было вот уже несколько недель.
— Черт! Да пойми же ты — здесь опасно, — взывал ей вслед Нед, но Эмма как ни в чем не бывало продолжала идти дальше. — Бывает, что сюда и бандиты наведываются. Полагаю, тебе не хотелось бы познакомиться с кем-нибудь из них?
— Я уже знаю одного такого парня.
— Эй! — крикнул он снова.
Эмма остановилась, но поворачиваться к нему лицом не стала. Просто стояла и ждала, что он скажет.
— Между прочим, я захватил с собой немного домашнего печенья.
Эмма еще с минуту постояла к нему спиной, потом медленно повернулась.
— Вот теперь ты дело говоришь.
Нед показал ей корзинку с едой.
— Еще бы! Знала бы ты, какое оно вкусное. Я лично собираюсь съесть его в тени, но, поскольку дерево здесь только одно, предлагаю тебе ко мне присоединиться. Или ты предпочитаешь закусывать на солнцепеке?
Эмма рассмеялась:
— Уговорил.
Нед подвел экипаж к дереву, выпряг и пустил пастись лошадей, после чего прилег в тени прямо на сухой траве. Эмма присела рядом с ним на камушек, и они стали по очереди пить воду из горлышка бутылки, которую Нед прихватил с собой. Потом он вынул из коробки несколько печений и протянул одно Эмме.
— Если мы завтра снова отправимся на прогулку, я бы предпочла поехать верхом, а не в экипаже. Как думаешь, Эдди будет шокирована? — спросила она, потом откусила маленький кусочек печенья, не торопясь разжевала его и проглотила.
— Эдди — шлюха.
— Ты не добр к ней. Ведь она твоя сестра — так, по крайней мере, она говорит. К тому же она еще и моя подруга.
— Это просто констатация факта — и ничего больше. Эдди то, что она есть. И я тоже. Мы с ней по этому поводу друг другу претензий не предъявляем.
Эмма кивнула.
— Полагаю, мне пора уже привыкнуть к тому совершенно новому миру, в котором я оказалась. — Доев печенье, она аккуратно стряхнула с платья крошки. — Стало быть, она не будет возражать, если я поеду на лошади?
— Думаю, не будет.
— А если я поеду в мужском седле?
Нед с любопытством на нее посмотрел.
— Может, не надо — так вот сразу?
— Терпеть не могу женские седла. Они такие неудобные. Дома я всегда ездила верхом. Мне так больше нравится.
Нед покачал головой:
— А вот Эдди это может не понравиться. Некоторые вещи она подчас воспринимает довольно странно. — Прожевав печенье, Нед протянул руку и выловил из корзинки следующее. Это печенье отличалось от того, что он только что съел. В нем были запечены оливки. Нед отложил его и достал печенье с засахаренными фруктами. — Не люблю оливки. Всегда терпеть их не мог.
— Я запомню, — сказала Эмма. — И еще: если мы выедем до того, как Эдди проснется, никакого разговора по поводу женских или мужских седел не будет.
— Больше всего, — сообщил Нед, — я люблю печенье с орехами.
Больше они о седлах не разговаривали, но на следующее утро Нед оседлал лошадь мужским седлом и подвел ее к заднему входу «Чили-Квин», где его дожидалась Эмма. Она была одета в платье для верховой езды, но с юбкой, которая была застрочена посередине и напоминала очень широкие брюки. Эмма сказала правду: она ездила верхом не хуже иного ковбоя. Более того, когда они вернулись после верховой прогулки в «Чили-Квин», Эмма выглядела, пожалуй, даже посвежее Неда.
В тот день Нед показал Эмме сельскохозяйственные угодья, фермы и ранчо в округе Налгитаса. А на следующий день он отвез ее в Уот-Чир — заброшенный старательский поселок, находившийся рядом с железной дорогой на полпути между Налгитасом и Джаспером. Дорога делала поворот к Уот-Чир по той простой причине, что в свое время там нашли золото. Довольно скоро, впрочем, выяснилось, что золота там мало, разработку прекратили, а старатели разошлись кто куда. Тем не менее этот участок железной дороги все еще исправно функционировал, и поезда, минуя мертвый поселок, сворачивали в юго-западном направлении в сторону Джаспера.
Хотя со дня основания Уот-Чир прошло не так много лет, земля уже начала поглощать поселок, вбирать его в себя. Сколоченное из досок здание железнодорожной станции, местный магазин и салун уже основательно занесло песком и грязью. Стекол нигде не было — даже рамы и те повыломали. Помимо этих строений, можно было заметить несколько дюжин покосившихся бревенчатых домишек, жавшихся к единственной проложенной здесь улице. Двери у них были распахнуты, окна зияли пустыми черными провалами, а на крышах росла трава. Складывалось такое впечатление, что жители покидали городок в большой спешке, что, впрочем, отчасти соответствовало истине. Крыльцо сохранилось только у одного из домиков; Нед с Эммой остановились с ним рядом, соскочили с лошадей и привязали их к перилам. Эмма нашла сломанный стул с тремя ножками, прислонила его к стене и осторожно на него присела. Опершись спиной о бревенчатую стену, она потерла лицо руками, после чего бросила взгляд вдоль пустынной улицы. Неду подумалось, что Уот-Чир, несмотря на всю свою запущенность, чем-то Эмме приглянулся.
