– Нет, Гита, ты ошибаешься. Если бы я нашел его… То есть, я думал, что это «он»… – поправился Генри с хмурой улыбкой, – я бы сломал ему руки. Я попросил Джона примечать всех посторонних, связался с местной полицией…
– Только это был не посторонний. И в округе никто бы не удивился, увидев Синди недалеко от коттеджа, так ведь?
– Конечно. И собаки бы не залаяли.
– И соседи ничего не видели, потому что Синди не была посторонней. Она была моей подругой. Которая мне помогает.
– Да. Она отдала мне негативы, – добавил он. – Я их уничтожил.
– Она их тебе отдала?
– Под давлением, – кивнул он.
Гита ничего не ответила, лишь отвернулась и включила чайник. Она вполне смогла себе представить, как выглядело это давление.
– А когда ты вернулась из Парижа, почему же не сказала мне, что находишься на грани увольнения? Что тебя заменили другой моделью для рекламы новых духов?
– Ты не дал мне возможности рассказать хоть что-то. Ты просто ушел и хлопнул дверью.
– Да. Не только из-за Мэттью, но потому, что сам решил все закончить. Это становилось слишком сложным. Слишком эмоциональным. Но мне тебя не хватало. Я сказал себе, что скоро все забуду, и презирал себя за то, что нуждаюсь в тебе. Но когда я увидел ту фотографию в газете… Прости, Гита… – глядя на ее спину, на шапку темных блестящих волос, извинился он. – Господи, как по-дурацки звучит «прости» – разве этого достаточно?
Выпрямившись так медленно, словно это движение далось ему страшно тяжело, он продолжал с настойчивостью:
– А когда я увидел улыбку триумфа на лице Люсинды, мне стало тошно.
– Не тебе одному. Уходи, Генри. Это все бессмысленно. Я даже не нравлюсь тебе.
– Я тебя не знаю, – поправил он. – Я боролся с самим собой. Меня влекло к тебе, я желал тебя, но мне не хотелось, чтобы ты начала мне нравиться. И порой, когда разум брал верх, я просто не мог поверить, что веду себя, как сексуально озабоченный школьник. Мне тридцать шесть лет, я уравновешен, хорошо образован, отличаюсь завидным здравым смыслом – и тем не менее, я безумно хотел тебя… – Резко замолчав, он невесело усмехнулся. – Хотел тебя? Сказать это – значит, ничего не сказать. Я сходил по тебе с ума, я болел тобою. Но Люсинда сделала все возможное, чтобы отравить меня… Чайник вскипел.
Гита механически выключила чайник и повернулась к Генри лицом.
– Моя мать очень стыдится того, как обошлась с тобой. Ей хочется с тобой увидеться…
– Нет.
Он вздохнул, изучающее посмотрел на ее бледное, измученное лицо.
– Почему тебе потребовалось возвращаться именно сегодня, когда после долгого перелета я едва стою на ногах? Почему ты не могла вернуться завтра – когда я смогу думать и рассуждать спокойно?
– Потому, что я извращенная и порочная…
– Гита…
– Извини, – проговорила она, – но я не хочу, чтобы ты здесь находился.
– Между нами было нечто хорошее.
– Нет, – качнула она головой. – Между нами было нечто мимолетное.
– А ты хочешь чего-то постоянного?
– Нет, я хочу другого.
Помедлив несколько мгновений, он тихо пробормотал:
– Ты говорила, что влюблена в меня…
– Была, – кивнула она. – Но больше нет. – Говоря эти слова, она поняла, что не может взглянуть ему в глаза. – Уходи, Генри.
Повернувшись к нему спиной, чувствуя себя вдруг постаревшей и вымотанной, она снова включила электрический чайник и протянула руку за банкой с заваркой, с трудом соображая, что делает. Автоматические действия помогали скоротать время, сделать вид, что она чем-то занята, пока он не уйдет. И еще помогали ей сдержаться и не признаться в том, что она, возможно, беременна.
– Гита…
– Пожалуйста, уходи, Генри. Пожалуйста, просто уходи, – повторила она. Господи, как она устала. Еще чуть-чуть, и она не выдержит.
Услышав его тяжелый вздох, она напряглась, молясь про себя, чтобы он ушел немедленно, и когда, наконец, он вышел, выдохнула воздух, ощутив дрожь во всем теле. Безжизненно обмякнув на стуле, она крепко зажмурила глаза и заплакала. Она ни разу не плакала с того самого момента, когда все только начиналось больше четырех месяцев тому назад, хотя несколько раз была близка к тому, чтобы разрыдаться. Но сейчас внутри ее словно прорвалась плотина. Весь страх, все тревоги, вся боль вышли наружу. Она чувствовала себя потерянной и одинокой. Но никого не было рядом, никто не видел ее слезы; и это не имело значения.
Усталая и измученная, с опухшим от слез лицом, лишенная способности соображать, она надела темные очки и вышла, чтобы купить молоко и хлеб: приземленная реальность жизни, которая превратилась для нее в ночной кошмар.
Она не хочет снова видеть Генри, думала она. Он не любит ее, и даже если и любит, то вряд ли решится на отношения с женщиной, которую преследовала его «приятельница». Это сделало бы его жизнь трудной… В следующий раз «приятельница» может пойти на нечто более серьезное, чем фотографирование. И его мать чувствует себя неловко, так как была груба с посторонней.
И решение созрело. Она убежит. Она скроется. Даже если бы всего этого не произошло, то вся ее жизнь с ним все равно ни к чему бы не привела. Он не хочет жениться, заводить детей, а она хочет. И возможно, носит под сердцем его ребенка… Ее тело жаждало объятий Генри. Ее губы казались ледяными и мертвыми без его поцелуев. Она не хотела думать сейчас о том, что может быть беременной от него, и потому гнала от себя эти мысли.
Ей действительно нужно уехать.
Прежде всего, Гита отправилась к агенту по торговле недвижимостью и выставила дом со всем – содержимым на продажу. Ей сказали, что дом купят очень быстро. Дома в таком престижном районе ценятся.
Медленно, возвращаясь домой, она замешкалась на несколько мгновений около аптеки, потопталась на пороге, а затем решительно вошла внутрь и купила домашний тест на беременность. Лучше уж знать наверняка.
Вернувшись, домой, она попросила Дженни показывать дом всем возможным покупателям.
– Не уезжай! – в отчаянии застонала та. – Мы только-только с тобой подружились! И мне так нравится быть твоей соседкой!
– Ты тоже мне нравишься, Дженни. Но мне нужно уехать. Начать все заново в другом месте. – Сознавая, что сейчас заплачет, она торопливо извинилась и убежала. Без сомнения, Синди будет рада. Она добилась всего, чего хотела.
Среди почты, которую Дженни передала ей, оказался чек от Верлейна, так что теперь причины ждать, и откладывать отъезд не было. Она начнет новую жизнь. И к тому времени, как Генри придет снова, она будет далеко отсюда. Там, где он не сможет ее найти. Но при этом, всегда надеясь, что он захочет это сделать – найти ее.
Домашний тест на беременность лежал на столе, словно наблюдая за ней, ожидая. Она раздраженно схватила его и направилась в ванную. Результат наверняка будет отрицательный. Конечно же, отрицательный.
