— Почему — телятины?
— Не знаю… Потому что равнодушно.
— Прошу тебя, успокойся Кэрол. Нельзя же так убиваться из-за домработницы? Интересно, что бы ты делала, если бы от тебя ушел муж? Утопилась бы в ванне?
— Мне не до шуток, Майлс. Мог проявить хотя бы капельку сочувствия.
— Я пытаюсь изо всех сил. Хочешь, я сварю тебе кофе?
— Она варила такой кофе… — снова заныла я. — Как я теперь без нее буду?
— Выпьешь виски с вишневым соком. Уж это-то я смогу сделать не хуже мисс Пейн.
Майлс сделал мне виски, я выпила и действительно немного успокоилась.
— А теперь давай рассуждать логически, — предложил Майлс, видно заключив, что теперь со мной можно говорить как с разумным человеком. — Вспоминай, что она рассказывала о себе. Говорила ли, где живет или где живут ее родственники?
Я изо всех сил напрягла память, но никаких подробностей из жизни Дженевры, которые помогли бы нам ее отыскать, припомнить не смогла. Мисс Пейн, конечно, рассказывала о себе, о каких-то дальних родственниках, но никогда не упоминала ничего конкретного.
— Бог ты мой, Кэрол, — с непонятной мне улыбкой умиления произнес Майлс. — Это только ты могла додуматься взять к себе домработницу прямиком из полицейского участка — где ее, между прочим, обвиняли в краже колье — и даже не узнать, где она живет!
— Очень смешно, Майлс.
— А я вовсе не смеюсь, — покачал головой Майлс. — Я просто восхищаюсь твоим простодушием. Это такая редкость в наше время. Мне даже страшно просить тебя проверить, на месте ли твои ценные вещи и деньги — ты просто разорвешь меня на кусочки.
— Майлс!
— Молчу-молчу, малышка Кэрол. На самом деле у меня другое предложение. Сейчас я позвоню детективу Соммерсу, который конечно же спустит на меня собак или кошек, которых очень скоро привезет ему бывшая жена, и попрошу его раздобыть информацию о мисс Пейн.
— Майлс, я бы ни за что не сказала этого при других обстоятельствах — твое самомнение и так уже выросло со статую Свободы, — но сейчас скажу. Ты гений!
Когда Майлс набрал телефон Соммерса, я почувствовала некоторое облегчение. Правда, мне было очень неловко, что я подняла всех на уши из-за пропажи моей домработницы, но ведь для меня это вовсе не было пустяковым происшествием. Я действительно хотела найти мою старушку и очень за нее переживала.
Майлс положил трубку.
— Соммерс поручил это Энистону. Сержант сегодня дежурит, к тому же он твой горячий поклонник, так что не сомневайся: очень скоро мы узнаем о мисс Пейн все, что только удастся о ней найти. А чтобы ты не тратила свою кипучую энергию на беспокойство, мы с тобой еще немного выпьем и я заставлю тебя заняться делом.
— Только не проси меня читать твой детектив. Я сейчас не способна быть ни автором, ни редактором, — предупредила я.
— Ты считаешь, что я законченный эгоист? — помрачнел Майлс. — Правда, я, наверное, это заслужил…
Подумав о том, что мне сейчас меньше всего хотелось бы рассориться с Майлсом, я быстро предложила мировую:
— Не обижайся, Майлс. Если бы ты был эгоистом, то давно уже укатил бы домой на своем «лендровере». А ты остался со мной и даже не побоялся позвонить нашему сердитому Толстяку. Ты совершенно прав, мне нужно чем-то заняться. Излагай, какую участь ты мне уготовил.
— Ты поможешь мне читать прабабкин дневник. — Когда я было пыталась запротестовать, Майлс меня остановил. — Нет, я не заставлю тебя читать его сейчас — у тебя и так глаза на мокром месте. Только не спорь, я знаю, что это так. Читать его буду я. А ты будешь слушать, запоминать и анализировать.
— Ну хорошо, — сдалась я. — Давай попробуем. Главное, мне не придется разбирать каракули своей прабабки.
Я принесла лупу и дневник, а Майлс сделал вполне сносный коктейль из виски с вишневым соком. Он даже проявил изобретательность: бросил в напиток щепотку тертого шоколада, а вместо льда добавил немного замороженных вишневых ягод, которые мисс Пейн купила для пирога.
— Думаешь, это можно пить? — ехидно поинтересовалась я.
— Я не думаю, я уверен. Если боишься, могу отведать этот напиток первым. Чтобы развеять твои подозрения.
— Возьми-ка лучше это. — Я протянула ему дневник Элайзы и положила лупу на столик. — И приступим к делу.
Майлс раскрыл дневник, вооружился лупой и начал читать, постоянно вставляя свои смешные, ироничные, а порой и скептические комментарии. Наверное, нехорошо было так бессовестно глумиться над воспоминаниями прабабки, но, честно признаюсь, я даже смеялась. В тот момент Майлс напоминал мне Лесли: мой друг, чтобы развеселить меня, частенько прибегал к шуткам, и я хоть и ворчала, но все-таки смеялась, думая о том, что на свете больше нет мужчины, способного исправить даже самое скверное мое настроение.
Я ошибалась — такой мужчина нашелся. Но, увы, им оказался мой кузен. Как часто в последнее время я задумывалась о нашем родстве и о том, что было бы, если бы его не существовало. Я подозревала, что те же мысли посещали и Майлса, но мы никогда не осмеливались говорить об этом.
Фантазия — эта великолепная порхающая фея — хороша лишь тогда, когда события, которые заводят человека в ее волшебные края, не могут перевернуть его жизнь с ног на голову. В противном случае эта легкокрылая фея превращается в злейшего врага рассудка — бесплотную мечту, предавшись которой, человек забывает о реальности, а когда сталкивается с ее острыми шипами, чувствует невыносимую боль.
Я сознавала, что эта боль неизбежна. Особенно остро я чувствовала это, когда украдкой разглядывала красивое лицо моего кузена. Увы, я знала, что уже недолго осталось мне любоваться его лучисто-серыми глазами, губами, изогнутыми в небрежной — а порой и нежной — улыбке, и чистым высоким лбом, на который падали непокорные пряди пепельных волос.
Он закончит книгу, размышляла я, получит — а я искренне надеялась, что так и будет, — наследство, уедет из Рочестера и навсегда позабудет о тех глупостях, которые пьянили его голову и голову его кузины сильнее горячего сидра, сваренного адамсовскими фермерами. А мне останется лишь горький мед воспоминаний, которыми — я очень надеялась — мне не придется жить, как прабабушке Элайзе.
Размышляя о Майлсе, я перестала слушать то, что он мне зачитывал. И сделала это совершенно напрасно, потому что очень скоро он торжествующе выкрикнул:
— Нет, все-таки ты была права!
— Что? — поинтересовалась я, вынырнув из вязкого болота своих мыслей.
— Ты что, не слушала?!
— Я задумалась и пропустила несколько последних строчек, — повинилась я перед кузеном.
— А я-то понадеялся на твою светлую голову. Вот он, наш П.К. собственной персоной. Слушай теперь внимательно. Майлс начал читать: — Это невозможно, немыслимо, нев… нес… Черт побери, если бы я был ее учителем, то, клянусь, заставил бы ее переписывать «Американскую трагедию» до тех пор, пока ее почерк не стал бы идеальным! Это невозможно, немыслимо, невероятно, но он жив! Он все-таки жив! Я вил… ах видела … Я видела его так же ям… а, ясно, как в своих вспом… вом… воспоминаниях… Черт возьми! Мой П.К. жив! Мой едет… едит… единственный возли… возлюбленный, надо полагать, жив и приехал, чтобы унести… увезти, забрать меня с собой! Он приехал в Адамс тайном… тайком, его никто еще не видел. Я … треплю… треклю… а, конечно же трепещу, ну как же я не понял?! Я трепещу при мысли, что он может встретиться с Родериком. Слама… Слава богу, пока мне удавилось… Черт!.. улыбнулось… ага, удалось … отворить… отравить?! отговорить его от этой затеи. Слава богу, пока мне удалось отговорить его от этой затеи. П.К. дал мне время подумать, собраться с мыслями. Я должна … смешить?! грешить?! ах решить, как буду говоритьс … мучиной… наверное, с мужчиной, с которым прочила… прожила столько лет без любви. Я должна поговорить с мужчиной, с которым прожила столько лет без любви … Уф… — От напряжения лоб Майлса покрылся капельками пота, он отер их рукавом рубашки и посмотрел на меня. — Ну как тебе все это? А наш Толстяк божился, что экспертиза не ошибается! И на старуху бывает проруха…
