Это было так необычно, чувствовать его ласку, словно настоящий волк терся об меня своей мордой, разнося по телу дрожь, трепет и возбуждение, с которыми я не могла справиться, чтобы ни делала.
Так необычно, но завораживающе приятно.
Едва втягивая в легкие влажный пар душа, я не могла оторвать своего взора из пелены мокрых ресниц от Бродяги, который стоял передо мной на коленях, мягко и нежно прикасаясь губами к животу, словно слизывая капельки влаги с кожи, явно догадываясь, что от его прикосновений, таких откровенных и чувственных, влага теперь собиралась в моем теле совсем в ином месте.
Там, где стало горячо и запульсировало от тягостной боли, которая жаждала просочиться наружу.
— Такая смелая, что вся дрожишь? — прошептал он, опускаясь губами ниже и скользя кончиками чуть шершавых сильных пальцев по моим ногам от коленей вверх, до бедер, которые я пыталась сжимать, не впуская его в святая святых.
Ей богу, я бы сказала, что от холода, если бы горячая вода не продолжала литься на нас сверху, совершенно не помогая и без того разгоряченному телу.
— Знаешь, что это, крошка?
Я судорожно, хрипло выдохнула оттого, что он говорил, не отрывая своих мягких ласкающих губ от меня, опустившись в промежуток живота между пупком и лобком и чуть прикусывая кожу:
— Это желание. Ты можешь сопротивляться мне. Можешь вырваться все волосы с моего затылка, но твое тело не успокоиться, пока не отдаст его мне.
Лишь в ту секунду я поняла, что хватаюсь дрожащими пальцами левой руки за его белокурую шевелюру, сжимая мягкие и мокрые пряди растрепанных волос, понимая, что если отпущу правую руку от стены, то просто скользкой рыбкой шлепнусь прямо ему под ноги…даже если он не стоял.
Вернее, стоял…но не весь! И не на ногах!
— …не надо! — хрипло ахнула я, покачнувшись, когда его губы опустились в самую напряженно пульсирующую точку моего тела, и горячий мягкий язык скользнул внутрь, пока сильные руки прижимали мои бедра к стене, не давая шанса вывернуться или оттолкнуть его от себя, как бы я не тянула его волосы, задрожав, словно в лихорадке.
— Ты сказала тебе больно, а разве мама не учила тебя, что стоит поцеловать больное местечко и все обязательно пройдет? — проурчал Бродяга, обхватывая мою коленку сильной ладонью и приподнимая на уровень своего плеча, куда и водрузил мою ногу, пока я дергалась, пытаясь вырваться и при этом не распластаться на скользком полу, усевшись в таком неприличном положении прямо на его лицо.
— Ты обещала кричать, помнишь? — полыхнули его глаза сквозь мокрые длинные ресницы голодно, возбужденно и даже как-то восторженно, и губы настойчиво коснулись разгоряченной кожи бедра, проделав горячую дорожку до набухших от желания складочек, раздвигая их языком и принявшись исследовать напористо и безжалостно, не давая мне прийти в себя ни на единую огненную секунду, в которых я утопала, захлебываясь собственными стонами и кусая губы до привкуса крови.
Наверное, я хотела бы ему сказать, что не буду кричать ни за что.
…вот только не могла вспомнить больше ничего, впиваясь пальцами в его волосы уже обеими руками, распластавшись на стене, уже не боясь упасть.
Не боясь больше ничего, когда он разрывал мое тело в обугленные клочья, растворяя в яде страсти, чтобы каждую секунду собирая его вновь и вновь, подвергая пытке такой чувственной и глубокой, что мне казалось, я просто умру.
Я ощущала, как настойчиво, томно и властно его язык скользит во мне, не оставляя ни единой крошечки неизведанного, собирая губами влагу тела, заставляя меня извиваться в его руках, которые не отпускали, оставаясь на моих руках и бедрах синяками от подушечек его сильных пальцев.
Словно все ниточки моего тела тянулись к его губам и этому неугомонному языку, делая из меня марионетку, которая подчинялась лишь его движениям и ритму тела, когда, прижав меня ладонью сильнее, его вторая рука скользнула в бедра, проникая в меня пальцами, которые лишь удвоили мои мучения, пробираясь глубоко внутрь, и принявшись поглаживать и растягивать вибрирующие от страсти стеночки.
Я правда не собиралась кричать!
Но его язык и пальцы работали так чертовски слаженно, что стоны становились все громче и звонче, когда в теле поднималась адская волна цунами, которая накрыла меня с такой силой, что в какую-то секунду показалось, что в дУше разразиться самый настоящий ураган и от меня пойдут молнии, пронзающие все здание насквозь.
Я не могла дышать, окунувшись в эти красные воды огненной страсти, хрипло всхлипывая и выгибаясь так сильно, что ударилась затылком о стену, понимая, что я просто начинаю стекать с нее, смываемая потоками воды, которая теперь не обжигала, а почти освежала тело, содрогающееся в конвульсиях.
— Бродяга!
Я взвизгнула от испуга, услышав неожиданно приглушенный и едва различимый за шумом душа голос Зака, дернувшись по инерции и тут же завалившись на бок в руки Бродяги, реакция которого была молеиностной и спасла меня от перелома черепа об кафельный пол, когда он просто усадил меня сверху на свои бедра, заставляя приподняться, потому что я умудрилась сесть раскрытыми ногами на его могучее выпирающее возбуждение, что невозможно было скрыть за мокрыми штанами.
— …черт…Я ЗАНЯТ! — рыкнул он в ответ довольно громко, чтобы Зак услышал его за дверью, при этом, не отрываясь глядя на меня своим терпким, тяжелым от страсти взглядом, когда казалось, что даже его глаза потемнели от едва сдерживаемого желания, что вралось наружу.
Обхватывая его мокрыми руками за широкие мощные плечи и быстро моргая, оттого, что вода продолжала литься на нас сверху, я думала о том, что сейчас его мокрые штаны явно мешали, опьяненная прикосновением обнаженного тела к телу, когда моя кожа прикасалась к его — такой горячей, гладкой и упругой, что хотелось прижаться к ней губами, слизывая его вкус, утопая в его аромате.
— Я уже понял, что ты занят. Но у нас есть незаконченные дела. Я жду тебя в кабинете босса.
Мой мозг, затуманенный Бродягой, просто отказывался работать, как бы я себя не заставляла его делать это активно и с пользой для меня, но проблема была в том, что, кажется, даже серое вещество с черепушки перетекло стараниями Бродяги куда-то в бедра.
Вдыхая его необычный терпкий аромат, я обнимала его, прижимаясь всем телом и чувствуя, как расплющивается моя мягкая выпуклая грудь об его, твердую и упругую, когда Бродяга выдохнул тяжело и протяжно: «Гребанный ад…» и его ладони скользнули под мои ягодицы, сжимая их с отчаянной нуждой и силой, словно он не мог найти в себе их, чтобы в эту минуту встать и уйти.
— Что-то случилось? — прошептала я, блаженно прикрывая глаза и пытаясь дышать ровно, когда он насадил меня на свои бедра, заставляя проехаться по его возбуждению вверх, а затем по напряженным кубикам пресса, явно не в силах оторваться сразу.
— Нужно решить кое-что, — выдохнул он, на секунду обреченно закрывая глаза и зашевелившись, чтобы подняться самому и аккуратно поднять меня на нетвердые ноги, которые продолжали дрожать от его слишком чувственных и откровенных манипуляций.
Выключая воду и заворачивая меня в большое полотенце, Бродяга прошлепал мокрыми босыми ногами по полу женской раздевалки, усаживая меня на скамейку и приподнимая лицо к нему длинными сильными пальцами, глядя с высоты своего роста возбужденный и мокрый.
— Себ увезет тебя домой?
Не в силах отвести взгляд от его мокрого большого тела и торчащего возбуждении, которое было почти на уровне моего запрокинутого к нему лица, я смогла лишь отрывисто кивнуть, чувствуя, как его пальцы скользнули по подбородку, касаясь губ, отчего они приоткрылись.
Его глаза смотрели на отрываясь на мои влажные прокушенные губы, тяжело, томно, горячо, заставляя меня покрываться мурашками от этого взгляда, пробирающего до костей, когда Бродяга наконец кивнул головой:
— Хорошо, тогда увидимся завтра.
В какую-то секунду, замерев в ожидании его поцелуя, мне казалось, что он не удержится.
