Гэбриел почувствовал, как у него напряглись мышцы. Она повествовала о случившемся с невероятным спокойствием, словно окаменела. Голос ровный, почти без эмоций.
— Куда он тебя повез?
— У него был какой-то домик за городом на пустыре. Но я понятия не имела, куда мы едем. И не поняла, где мы находимся, когда он наконец выпустил меня и затолкал в старый дом. Вокруг никаких соседей. Когда-то здесь была ферма. Но все заросло деревьями и кустами, потому что целую вечность в доме никто не жил. Он заявил, что мы созданы друг для друга и что нам нужно время, чтобы побыть вместе.
— Долго он держал тебя там? — Гэбриел начал говорить и почувствовал, что в горле что-то мешает.
— Шесть дней. Может, это и недолго. Но мне казалось, что прошла целая жизнь.
— Так оно и было. — Ведь она не знала, долго ли это будет продолжаться и что этот человек намерен с ней делать.
— Первую ночь ни один из нас не спал. Он… не приставал, только без конца повторял, что мы принадлежим друг другу. И что теперь, когда никто и ничто меня не отвлекает, я пойму это. Я пыталась убедить его, спорила, умоляла, кричала, угрожала полицией. Потом просила отвезти меня домой или хотя бы куда-нибудь в город, обещала никому не говорить. А он все терпел.
— Терпел! — взорвался Гэбриел.
— Никогда не поднимал голос. Однажды я сказала, что мне нужно в туалет, оторвала доски от окна и убежала… Он догнал меня и…
— Что? — Гэбриел похолодел.
— В тыльной части дома у него был контейнер. Кто-то привез его сюда, чтобы использовать как кладовую или что-то в этом духе. А вокруг загон.
— Он запер тебя там?
— Он держал меня там, когда уезжал в университет. Каждый день он оставлял мне еду, воду, матрас и… ведро. Это было жаркое время, но кругом деревья, так что на контейнер не падали прямые лучи солнца. В стенках он просверлил крохотные дырочки для воздуха. Он говорил, что это продолжится до тех пор, пока я не опомнюсь и не пойму, что мы предназначены друг для друга. В контейнере было темно, свет проникал только через эти крохотные дырочки. И он такой маленький…
Примерно, как лифт, подумал Гэбриел, с трудом сглатывая.
— Он приносил мне розы, — едва слышно продолжала она. — Красные розы. Каждый день. Никогда не забуду их запах. Он готовил обед и забирал меня в дом. Мы вместе ели со свежим букетом роз на столе. Это было так странно.
Мягко сказано.
— Тошнотворно!
— Он просто был болен. Сейчас он в психиатрической лечебнице.
Самое лучшее для него место, подумал Гэбриел. Больной он или не больной, но если бы Гэбриел встретился с этим любителем роз…
— Он не спускал с меня глаз, пока не засыпал на ходу. Тогда он… деликатно просил меня лечь с ним в постель. Я отказывалась, он качал головой и отводил меня в контейнер. Однажды я все же согласилась. Я надеялась захватить его врасплох, забрать ключи от машины и удрать. Я даже… решила отдаться ему, дождаться, пока он уснет, и убежать. А что делать, если он после этого снова запрет меня? Мы пошли в постель, и я поняла, что не могу пройти через… это. И отшвырнула его. В первый и единственный раз он рассердился. Он тащил меня в контейнер голой и на следующий день не оставил еды.
— Как ты выбралась? — Гэбриел ломал пальцы, потом расслаблял их. Ему пришлось бороться с новой волной тошноты.
— Бабушка сообщила в полицию о моем исчезновении. Подруги что-то рассказали полицейским о нем. Кто-то нас видел, когда мы шли к машине. Его допросили, а потом стали за ним следить. Они видели, как он отпирал контейнер, но…
В тишине слышалось только ее дыхание. Гэбриел затих, сдерживая инстинктивное желание приблизиться к ней.
— Что было дальше?
— Полицейские, естественно, вооружены. Но у него оказался нож. Он заявил, что убьет нас обоих, если они попробуют забрать меня. Он бы это сделал, — уверенно добавила она. — Полицейские не рискнули приблизиться к нему. Он втащил меня в контейнер, сам забрался в него и заперся изнутри. Мы пробыли там несколько часов, а он все поглядывал в свои дырки для воздуха.
Гэбриел закрыл глаза и крепко сжал веки.
— Не удивительно, что ты не любишь закрытые пространства.
— Да, это у меня не самое любимое, — хрипло согласилась она. — К тому времени он уже совсем потерял разум. В конце я солгала ему. Мол, я поняла, как он меня любит. Он убедил меня, что мы принадлежим друг другу и вечности. Я сказала, что хочу выйти за него замуж прямо там и сейчас. Объяснила, что, если мы поженимся, я не смогу давать показания против него. Тогда полиция не сможет посадить его. А мы будем вместе.
— Но это ведь неправда?
— Не знаю, но он это принял. По-моему, потому что ему хотелось верить, будто я люблю его. Он попросил священника. Полицейские сказали, что он сейчас придет. Один из них надел высокий белый воротник.
— Ты не пострадала? — Гэбриел наконец смог выдохнуть воздух.
— Нет. Они схватили его, и все было кончено.
За исключением психической травмы, которую она в результате получила… Посттравматический стресс, сказали врачи.
— Поэтому тебе понадобилась консультация психотерапевта, — проговорил Гэбриел.
— Да. И доктор Додд вначале очень мне помог. Я была в таком состоянии, что боялась одна идти по улице. О том, чтобы войти в лифт, не могло быть и речи. Долгие месяцы я спала со светом. Оставаясь наедине с мужчиной, даже с доктором, я от страха становилась невменяемой. Бабушка ходила со мной на все сеансы, пока я не стала ему доверять.
— И тогда он предал тебя, — хрипло сказал Гэбриел, когда Райэннон замолчала.
— Я посещала его уже много месяцев. Он стал моей дорогой к жизни, здоровью. Сначала он просто держал мою руку. Ведь мне надо привыкать к нормальному прикосновению. Вполне разумно. Потом он начал поглаживать мои руки, плечи, волосы, шею. Мне это не нравилось, но он казался таким убедительным… Я думала, надо привыкать. Это же необходимая часть моего лечения.
Гэбриел беззвучно пробормотал сильное словцо.
— Потом он стал касаться меня в других местах… Я потребовала прекратить это. Он объяснил, что я страдаю от травмы, в основе которой сексуальные явления. Это фригидность. Если я согласна на лечение, он может помочь мне. К счастью, у меня хватило здравого смысла разглядеть, что таилось в его убедительности. Я знала — то, что он делает, неправильно.
— Даже если бы ты согласилась, это все равно было бы изнасилованием.
— Я знаю. Но видишь ли…
— Ты решила никому не доверять. Никого не просить о поддержке или помощи. Ты боялась, что люди опять обманут и унизят тебя.
— Да, что-то в таком роде, — почти шепотом согласилась она.
