Джон тяжело вздохнул, и его рука крепче сжала плечо Дороти.
— Я ничего не подозревал. Надеюсь, ты ей не поверила, в ее словах нет ни капли правды.
— Я это знаю. — Дороти с удовольствием ощущала рядом с собой крепкое тело Джона.
— Вчера у меня действительно был деловой ужин. Уж не знаю, как Фионе стало известно об этом.
— Успокойся. Я верю тебе.
— Дороти, дорогая моя! — Джон на мгновение крепко прижал ее к себе, словно приклеил. — С чем только тебе не пришлось смириться из-за меня! Я очень виноват перед тобой. Уверяю тебя, между мной и Фионой все закончилось в тот самый день, когда я услышал ее хвастовство. Это произошло еще до встречи с тобой. Я считал своим долгом поддерживать с ней отношения ради памяти отца, не более того. Теперь я думаю, что вообще не любил ее, по крайней мере, совсем не так, как люблю сейчас тебя.
Все, пришло время открыться ему, мелькнуло в голове у Дороти. Я не выдержу до завтра.
Джон остолбенел, когда, подойдя к дверям, услышал наглые измышления Фионы. Он с ужасом представил, что испытывает Дороти и как пагубно это может отразиться на их хрупких отношениях.
Последние недели Джон целиком отдавался работе, чтобы заново наладить бизнес после смерти отца и наверстать упущенное за время своего длительного отсутствия. Тем более трудно было ему постоянно сдерживаться, скрывать свои эмоции дома, рядом с Дороти, чтобы ненароком не обидеть ее. Джон был здоровым молодым мужчиной, который любил свою жену и жаждал обладать ею, и, естественно, невозможность этого буквально сводила его с ума. Осознание того, что Дороти носит под сердцем его ребенка, делало ее еще более желанной.
Несколько раз Джон почти терял контроль над собой и потому хотел получить ясный и четкий ответ, сколько еще продлится эта пытка. Но Дороти всякий раз уходила от ответа или просто предпочитала молчать. Неопределенность угнетала Джона, однако страх совсем потерять Дороти оказался сильнее желания.
Крепко обнимая Дороти, Джон чувствовал, как все его тело напряглось, весь он горел желанием и никак не мог отпустить Дороти. У него больше не осталось сил выдержать еще одну ночь в одинокой постели и проснуться в рождественское утро в холодном поту.
— Джон, — вдруг прошептала Дороти, — я хочу прямо сейчас подарить тебе мой рождественский подарок. Подожди здесь, я сейчас.
Джон улыбнулся.
— Конечно, дорогая. Но я думал, что мы положим их под елку...
— Понимаешь, это как бы часть подарка.
— Ну, поступай как знаешь.
Дороти вдруг словно подменили, ее глаза лучились счастьем, губы чуть раскрылись. Она показалась Джону еще более сексуальной и желанной, чем в их первую встречу. Потом Дороти снова стала серьезной и какой-то отрешенной и быстро пошла наверх.
Интересно, что это за подарок ей так не терпится вручить мне? — терялся в догадках Джон. Дороти выглядела такой воодушевленной, и Джон прекрасно понимал, что должен обязательно поддержать ее порыв и с благодарностью и восхищением принять подарок, каким бы он ни оказался.
Наконец он услышал на лестнице легкие шаги Дороти, и дверь в комнату открылась.
То, что Джон увидел, лишило его дара речи, он будто потерял способность соображать.
На Дороти была только коротенькая золотистая ночная сорочка и зеленые босоножки на высоком каблуке с такой же золотистой отделкой. Волосы украшала широкая зеленая лента.
Дороти казалась самим воплощением соблазна. Она плавно приблизилась к Джону, прямо глядя на него своими изумрудными глазами. Сердце Джона заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди, он не мог пошевелиться и немигающим взглядом уставился на это чудное явление.
Руки Дороти обвили его, и он услышал слова, которые уже не чаял услышать:
— Джон, я люблю тебя и прощаю. Я готова вновь стать твоей.
Джон с трудом сглотнул.
— Значит, подарок — это ты сама?
— Ты хочешь его получить?
— Хочу ли я? — прошептал Джон. Он умирал от желания. — О, Дороти, это самый прекрасный рождественский подарок, о котором я только мог мечтать!
Он нашел губы Дороти и припал к ним со всей страстью, на которую только был способен.
Дороти уже успела позабыть, что значит отдаться полностью и без оглядки. Ее охватило восхитительное желание, она испытывала те же чувства, что и голодающий, который добрался наконец до еды.
Рядом с ней снова был Джон-любовник, — страстный, жаждущий, требовательный, и каждая клеточка Дороти с радостью откликалась на его прикосновения и ласки.
Дороти ощущала, как чуть дрожат его руки, ласкающие ее через тонкую ткань сорочки, будто Джон все еще сомневался в реальности происходящего. Ей очень хотелось развеять его неуверенность, убедить, что теперь она действительно принадлежит ему навеки.
— Я действительно люблю тебя, Джон, очень-очень люблю.
Джон поднял на нее свои золотистые глаза, потемневшие от переполнявшего его желания.
— Ты действительно простила меня? — прохрипел он.
— Абсолютно. У меня больше нет сил сопротивляться очевидному.
— Если бы ты знала, Дороти, как я жаждал услышать от тебя эти слова! Это самый счастливый день в моей жизни.
— Пойдем в спальню, — низким голосом попросила Дороти.
У Джона перехватило дыхание.
— Могу я развернуть свой рождественский подарок в постели?
— Да.
— И наслаждаться им всю ночь?
— Да, милый.
Джон торжествующе улыбнулся.
— Тогда идем! Не будем терять ни минуты.
Он подхватил Дороти на руки, и, пока поднимался с ней в спальню, она чувствовала глухие удары его сердца и охвативший его жар.
Все это заводило и возбуждало Дороти даже больше, чем в самый первый раз. Тогда все было замечательно, но ее возбуждение было совсем другого характера. Теперь Дороти хорошо знала, что ее ожидает, знала до мелочей сильное красивое тело своего партнера. Каждый из них представлял, как лучше доставить другому удовольствие, и все обещало быть еще прекраснее, чем в первый раз.
— Правило первое, — торжественно объявил Джон в спальне, дразняще улыбаясь, — разворачивать бережно и не рвать ленточку.
Он бережно вынул ленту из волос Дороти и аккуратно положил ее на ночной столик. Затем взял в ладони ее лицо и начал медленно целовать, нежно касаясь губами век, носа, переносицы, и добрался наконец до губ.
Это был глубокий, очень долгий поцелуй. Джон неторопливо исследовал языком каждый уголок ее рта, и Дороти отвечала ему со всей страстью.
Наконец Джон отстранился и удовлетворенно посмотрел на Дороти своими блестящими золотистыми глазами.
