Мэриэл закусила губу и взяла чашку.
— Я собираюсь поехать туда, — сказала она. — Я забронировала билеты на февраль.
— Правда? Но зачем, если ты так ненавидишь эту страну?
— Неправда! Да, конечно, у меня не самые светлые воспоминания о Новой Зеландии, но я знаю, что не все новозеландцы узколобые фанатики. Я встречала прекрасных людей.
— Что заставило тебя решить вернуться?
— То, что ты любишь эту страну, — сердито пробормотала Мэриэл. — Встретив тебя в Нью-Йорке со Сьюзан… — Она со стуком поставила чашку. — Что ты там с ней делал? — в ярости спросила она. — Вы ходили в Музей искусств. Она споткнулась, когда вы на улице спускались по ступенькам, а ты обнял ее за талию и поддерживал, пока вы не скрылись из виду.
— Ты ревновала? — мягко спросил он.
Мэриэл, поколебавшись, смело взглянула на него:
— Я просто умирала от ревности.
— Хорошо. — Выпрямившись, Николас улыбнулся. — Теперь ты можешь хотя бы приблизительно представить себе, что я чувствовал, когда ты сравнила меня с Дэвидом Сентклером.
— Я никогда…
— Нет, именно так. Ты постоянно нас сравнивала. Больше того, ты ожидала, что я отвергну тебя так же, как он. Я не буду тебе описывать, как это меня злило.
Мэриэл заспорила:
— Я не уверена, что мои опасения по поводу твоей репутации были столь безосновательными, как тебе кажется.
— Не начинай снова упиваться чувством вины, — сказал Николас, с безошибочной безжалостностью предугадывая ее реакцию. — Даже если мне придется положить на это всю жизнь, я заставлю тебя признать, что ты чиста перед миром. Я был со Сьюзан в музее, потому что там проходила выставка, которую ей хотелось посмотреть, и потому что она надеялась уговорить меня не уходить со службы. У нее ничего не вышло.
Не сводя взгляда с цветочного викторианского узора, украшавшего чашку, Мэриэл неуверенно произнесла:
— Слабым местом в твоих аргументах, Николас, является именно то, что ты ушел со службы. И если бы не я, ты бы этого не сделал.
— Когда мы познакомились, я уже подумывал о том, чтобы отказаться от дипломатической карьеры.
Она посмотрела на Николаса, пытаясь прочитать его мысли. Можно ли ему верить? Или он просто старается, чтобы она не переживала из-за его отставки?
— Честно?
— Мэриэл, я никогда не буду тебя обманывать. Никогда. Я понимаю, что ты долгие годы жила с нелепым чувством вины. Твоя тетка была снедаема чувством горького поражения. — Он не прикасался к ней, даже не шевельнулся, его лицо словно окаменело. Единственным признаком жизни были золотые искорки, пляшущие в глазах. — Ты должна мне поверить, — произнес он тихо и напряженно, — потому что если ты этого не сделаешь сейчас, то никогда не сможешь мне доверять. А мне так нужно твое доверие, дорогая моя!
Мэриэл чувствовала, как ее затягивает его взгляд, она понимала, что так же, как ему необходима ее вера, ей необходима его честность.
— Я доверяю тебе, — негромко сказала Мэриэл. Чашка задрожала у нее в руке. Она поставила ее на блюдце и посмотрела на Николаса. Ее лицо преобразилось. — Я доверяю тебе, Николас, правда.
Его губы побелели от напряженного ожидания.
— Слава Богу, — произнес он. — Я знал, что это будет не просто, но не представлял насколько.
Он дважды обошел комнату, а затем, приподняв Мэриэл, обнял так сильно, что она почувствовала, как биение его сердца мощно отдается в ее груди.
— Дорогая, — произнес он наконец. — Я мечтал о тебе в одиночестве долгими часами, ты устроила мне настоящий ад! Не смей сомневаться в том, что я говорю тебе правду. Никогда. Я, не задумываясь, отдал бы за тебя все на свете.
— Весь мир за любовь, — впервые по-настоящему поверив ему, пробормотала она.
Он поднял Мэриэл на руки и отнес на диван, удобно устроился рядом, положив ее голову себе на плечо.
— Да, потому что я открыл прекрасный мир, в центре которого, в глубине моей души, живешь ты.
Потрясенная, она спрятала лицо на его груди.
— Справедливости ради я должен, как и ты, сказать, что мое детство повлияло на меня сильнее, чем я думал. — Николас говорил с суховатой самоиронией, которая, она понимала это, давалась ему очень нелегко. — Я многое переосмыслил, пока разыскивал Светланова и придумывал, как тебя вернуть. Отец оставил в наследство просто неприличную сумму, половина которой после его смерти была помещена в семейный фонд. На остальные деньги я основал еще один фонд. Даю доверенным управляющим краткие инструкции, как распорядиться доходом, чтобы помочь тем, кто хочет что-то изменить в этой жизни, людям увлеченным, честолюбивым и умным, которые не имеют возможности получать помощь по обычным каналам. Я старался держаться в стороне, но с годами меня все больше затягивало. Мало-помалу, я даже не заметил, как это произошло. Дипломатия стала терять для меня интерес.
— Почему? — спросила она, не в силах поверить.
Он иронично улыбнулся.
— Я привык думать, что избрал эту профессию, чтобы как можно меньше походить на отца. Я любил его и все же с юношеским высокомерием презирал. Отец был выдающимся человеком, сильным, решительным и энергичным. Не знаю, сколько мне было, когда я понял, что моя мать расчетливо пользовалась своей женской неотразимостью, обаянием, своим остроумием и умом, поддерживая в нем интерес к себе, играя на его чувствах с виртуозным мастерством. Даже мое появление на свет было ее деловым решением.
— Николас…
— Мэриэл, — ответил он с сарказмом и пожал плечами. — Мама сама мне сказала. Она понимала, что отец не разведется со своей первой женой, но, поскольку в том браке у него не было детей, сын давал ей большую власть над ним. Не помню, в каком возрасте я решил, что не желаю походить на отца. Думаю, не старше двенадцати.
— Наверное, он очень ее любил, — сказала Мэриэл.
— Он любил то, что хотел в ней видеть, — любил подобострастно, одурманенно, без ограничений, без самозащиты. Он бы луну с неба достал для нее. Она была на удивление откровенна со мной — говорила, что я должен понимать, как думают женщины.
Возможно, не отдавая себе отчета в том, что она делает, мать Николаса испортила его, раньше времени разрушив естественную непосредственность невинности. Неудивительно, что у него сформировалось циничное отношение к женщинам.
— Да, — продолжал он, благодарно кивнув в ответ на понимание, которое отражалось на лице Мэриэл. — Я вырос в убеждении, что каждой женщине есть цена. Я был так же не прав в своем заблуждении, как и ты в своем. А потом я встретил тебя. Увидел, что ты милая, спокойная, способная умница, что ты проявила сочувствие, придя на помощь женщине в трудную минуту.
