Звук закрывающейся двери ванной заставил ее начать двигаться. Бланш машинально поставила что-то на поднос, добавила кофейник и последовала за Роем в гостиную. Он резко повернулся, когда она вошла, и потому Бланш не была полностью уверена, что он смотрел на портрет матери. Рой взял у нее поднос и поставил на низкий столик.
– Я не принесла ничего поесть.– Бланш услышала собственные слова как бы издалека и удивилась, что, находясь в таком глубоком отчаянии, способна говорить о таких пустяках. Ведь сейчас решалась вся ее жизнь, все будущее счастье...– Но если ты чего-нибудь хочешь...
– Нет. Ничего. Кофе будет достаточно.
Рой сел напротив и взял протянутую ею дымящуюся чашку.
– Я подумала,– руки, державшие чашку, тряслись, когда она поднесла ее к губам,– что вчера было так много еды...
– Что? О... да. Но, я полагаю, ты не собиралась обсуждать достоинства угощений, предложенных на церемонии, когда настаивала на разговоре.
– Нет.– От его твердости слезы вновь защипали глаза.– Ты прекрасно знаешь, что это не так.
– Да.– Его голос звучал чрезвычайно устало.– Конечно, знаю. И повторяю: только скажи мне, что ты хочешь, чтобы я сделал. Я не стану пытаться удержать тебя, если ты решишь, что хочешь уйти. Это было каким-то сумасшествием с моей стороны – думать, что мы сможем быть счастливы, когда тень Томаса постоянно витает перед тобой.
Томас? При чем тут Томас? Бланш сейчас занимало совсем другое.
– Я до сих пор не могу понять, почему ты захотел жениться на мне. Ты говорил, что только потому, что хотел создать семью, иметь детей, но...
Рой усмехнулся с таким искренним изумлением, что она замолчала и посмотрела на него, широко и вопросительно открыв глаза.
– Я действительно так сказал?
Бланш продолжала смотреть на него во все глаза, ничего не понимая, затем произнесла очень медленно:
– Да, именно это ты и сказал. А что, разве сейчас ты думаешь иначе?
Рой некоторое время молчал, а когда заговорил, создавалось впечатление, что он чрезвычайно осторожно подбирает слова:
– Видишь ли, тогда была причина, чтобы говорить так.
– О?– Во всем этом было что-то слишком сложное, а ее мозг находился сейчас как в тумане и не мог ясно работать.
– Как бы там ни было,– Рой заметно помрачнел,– надо подходить к ситуации в соответствии со здравым смыслом. Томас, кажется, больше не собирается жениться на Пауле... Или, что тоже не исключено, она не хочет выходить за него. Вместо этого он, оказывается, все еще намерен убедить тебя, что вы должны быть вместе. А ты, судя по всему, не так уж противишься...
– Что дает тебе право так говорить?!
Его вывод был настолько далек от правды, что Бланш как будто внезапно проснулась и, кажется, начала что-то понимать...
– Я сужу по сообщению, которое он оставил тебе на автоответчике. Оно было настолько доверительным, что не оставило сомнений в том, что вы достигли полного взаимопонимания. Логично предположить, что ты не отказалась...
– Рой, я же рассказывала тебе, как все произошло! По крайней мере до тех пор, пока ты слушал. Еще раз повторяю: я вошла в свой кабинет и обнаружила его уже там. Я понятия не имела, что...
– М-м-да?
Удивительно, насколько скептично могло звучать еле слышное бормотание.
– Все произошло именно так! – Какие у него причины сомневаться в ней? Какое он имел право осуждать ее особенно после того, что она узнала о нем и Дине Пирелли?! Раздражение Бланш достигло предела; она уже не могла да и не хотела сдерживаться: – Да и вообще, неужели ты считаешь себя вправе критиковать меня, когда твое собственное поведение столь далеко от безупречности?!
О, если бы только она могла оставаться такой же холодной и отчужденной, каким он умудрялся быть в любой ситуации!
– Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь.
Рой смотрел на нее очень пристально.
– Ты знаешь, к чему я клоню! Ты не можешь не знать!
Бланш встала – глаза ее горели нескрываемым гневом,– сделав несколько возбужденных шагов к окну, скользнула быстрым взглядом по крышам домов и верхушкам деревьев, затем повернулась к нему лицом. Ее грудь быстро поднималась и опускалась, она никак не могла успокоиться.
– Уверяю тебя, что не знаю.– В глазах Роя появилось несколько странное выражение, когда он встал и приблизился к ней. Бланш не сразу поняла, что происходит.– Понятия не имею!
Через ткань платья Бланш почувствовала, как его пальцы скользнули по позвоночнику, вызывая непроизвольную и уже такую привычную дрожь...
– Ну, скажи мне! – прошептал Рой настойчиво, с неожиданной и, по мнению Бланш, совершенно неуместной нежностью.
– Ты был с ней! Я сама слышала, как она сказала...
Бланш изо всех сил старалась казаться сильной и неуязвимой, но слова ее сопровождались детскими всхлипываниями. Она судорожно прикусила нижнюю губу, взглянула на камень, сверкающий у нее на пальце, и ей стало горько от мысли, что он купил это прекрасное кольцо, вероятнее всего, просто для того, чтобы успокоить собственную совесть.
– С ней? – Его пальцы двигались все более настойчиво и нежно, ощупывая каждый позвонок.– Скажи мне, пожалуйста, кого ты имеешь в виду, Бланш?
– Дину! Вот кого!
Бланш задыхалась. Ей вдруг захотелось только одного: чтобы он обнял ее и сказал, что все это неправда,– но сказал так, чтобы она не могла не поверить... Но Рой всего лишь удивленно вскинул брови.
– Дину Пирелли? Ты это всерьез? Совершенно не понимаю, что могло вызвать в тебе такую досаду.
Так вот в чем дело! Он и не думает отрицать своих отношений с Диной, он просто не видит во всем этом повода для беспокойства и огорчения с ее стороны. Откровенность его позиции просто ошеломляла. Так, значит, он придерживается этого столь распространенного мнения, что неприемлемое для женщины, позволительно мужчине!
– Если ты не понимаешь, почему твои отношения с Диной могли вызвать во мне досаду, то почему же тебя так беспокоят мои отношения с Томасом?
Последовало долгое молчание. Бланш пристально смотрела на него. Но даже в гневе, страшно сердясь на себя за это, испытывала непреодолимое желание уткнуться лицом в его грудь, облегченно заплакать, ощутить на себе его успокаивающие сильные руки...
– Я объясню тебе, что меня беспокоит. Я надеялся, что ваши отношения с Томасом остались в прошлом, но теперь вижу, что заблуждался. А раз так – что же остается от нашей с тобой семейной жизни? Дина тут ни при чем: между нами никогда не было и никогда не будет ничего подобного. Мне казалось, что я уже говорил тебе об этом.
Он говорил. Конечно же, говорил! А что ему еще оставалось делать? Но она сомневалась в его уверениях тогда и еще сильнее – сейчас. И нечего смотреть на нее так... с таким выражением. Ему все равно не удастся смягчить ее!
