Конрад сидел неподвижно и молча слушал. По выражению его лица нельзя было определить, что он думает, но зато на нем явственно выступали следы недавних переживаний. Он выглядел глубоко несчастным, измученным душевными страданиями человеком.
— На прошлой неделе я встречалась с твоим другом Энтони, — с замиранием сердца продолжала Джорджия. — Он рассказал мне многое о тебе, о твоей жизни в приюте. Потом я поехала к родителям и там за десять минут откровенного разговора узнала о них больше, чем за все мои двадцать девять лет. Я поняла, что их семейная жизнь вовсе не была такой идеальной, какой я ее себе представляла и какую хотела для самой себя. Энтони убежден, что ты меня любишь. Моя мать сказала мне, что я в тебя тоже влюблена.
Ни один мускул не дрогнул на лице Конрада. Его суровость повергла Джорджию в отчаяние.
— Честно говоря, ты не производишь впечатления влюбленного, — горестно сказала она. — Я знаю, что не должна была сюда приезжать, но мне необходимо, чтобы ты сам сказал мне обо всем. Это придаст мне мужества, и я навсегда исчезну из твоей жизни. Может быть, мне даже удастся выбросить тебя из своего сердца.
Боже мой, ведь я собиралась сказать ему совершенно другое, с тоской подумала Джорджия и, окончательно растерявшись, добавила:
— А теперь позволь я выпью кофе. Мне в самом деле он сейчас необходим.
Приняв чашку из его рук, она как бы нашла для себя занятие, позволившее ей взять тайм-аут.
— А ты сама-то как думаешь, любишь или нет? — ровным голосом спросил Конрад.
В камине потрескивали поленья. Кот лениво потянулся и зевнул. У него отсутствовали кончики ушей, а вся морда была в шрамах.
— Что-то он у вас не очень симпатичный, — заметила Джорджия.
— Агги выбрала его в приюте для бездомных животных, а уши он отморозил. — Конрад сделал недовольный жест рукой. — Не уходи, пожалуйста, от ответа.
Как это похоже на Конрада, позволить дочери взять самого неприглядного, а потому самого одинокого кота, которого, конечно же, никто другой никогда бы не взял. Внезапно Джорджия поняла, для чего она перелетела через весь континент и почему, несмотря на отвратительную погоду, приехала в этот дом, стоящий на всех ветрах на самом берегу океана.
— Конрад! Все так просто. Мне самой удивительно, как это я до сих пор ни о чем не догадывалась. Я не только думаю, что люблю тебя. Я действительно люблю тебя. Странно только, что я последняя об этом узнала.
Прежде чем Конрад успел что-нибудь сказать, Джорджия встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Ей показалось, что это был самый искренний, самый естественный поступок в ее жизни.
Затем, отстранившись, она с трепетом стала ждать реакции Конрада. Неужели он ее оттолкнет, скажет, что она заблуждается относительно его чувств к ней. А может быть, он все-таки с радостью пустит ее в свою жизнь?
Сердце ее ушло в пятки. Конрад же, напротив, казался спокойным, и лицо его оставалось таким же непроницаемым, как и до ее признания.
— О Господи, Джорджия! — вдруг раздался его голос, и в нем прозвучали совершенно новые, не слышанные ею до сих пор интонации.
Он обнял ее и стал исступленно целовать в губы. В то же мгновение она ощутила, как встало и уперлось ей в живот его мужское естество. Со стоном она погрузила пальцы в густые волосы и прижалась вздымающейся от волнения мягкой грудью к его жесткой мужской груди.
Не говоря ни слова, Конрад взял ее на руки и понес, распахивая по пути ногой двери. Словно во сне, мимо Джорджии проплывали комната за комнатой, пока наконец она не оказалась на постели.
— Я чувствую себя так, будто в один миг обрела семью и дом, — прошептала она.
— Ты — моя семья и мой дом, — отвечал Конрад, целуя ее с такой жадностью, что у Джорджии исчезли последние остатки стыда и смущения. Она сама взяла его руку и положила себе на грудь.
— Я не смогла второпях найти во всех этих пакетах черный лифчик, да, честно говоря, и не слишком искала.
— Ты такая красивая, и мне безумно нравится то, что ты не стесняешься быть откровенной, — отвечал Конрад, стягивая с себя свитер. Он сел на кровать, чтобы снять джинсы, и Джорджия прижалась щекой к его обнаженной спине, ощутив при этом мужской, такой знакомый запах его кожи, который, казалось, она не забудет до самой смерти. Потом он встал, обнаженный и готовый к любви. За его спиной за окном бушевал океан. Капли дождя мягко ударялись о стекло.
— Я вижу тебя, мой милый, и твой океан. Мы так похожи, нас обоих тянет в самые дикие уголки природы, — прошептала она с нежностью.
— Ни в одно дикое место меня не тянуло еще так, как тянет к тебе, — отвечал Конрад. — Прошу тебя, разденься для меня. Прямо сейчас.
Соблазнительно изогнувшись, Джорджия сползла с постели и небрежным движением бедер скинула юбку. Потом сняла через голову свитер, обнажив груди, и начала стягивать чулки, а за ними полоску трусиков не выдержав такого искушения, Конрад прижался лицом к ее животу. Потом его губы спустились ниже, туда, где находилось средоточие ее женского естества. От остроты ощущений Джорджия выгнулась, как туго натянутый лук, и из нее исторгся крик желания.
Конрад осторожно лег рядом и начал ласкать ее тело с такой страстью, что очень скоро желание отдаться стало нестерпимым. Не дожидаясь, когда это сделает Конрад, Джорджия села на него сверху и ввела рукой его член в себя. Медленно поднимаясь и опускаясь, она неотрывно смотрела в его потемневшие от страсти голубые глаза. Его губы шептали ее имя.
В следующее мгновение он опрокинул Джорджию на спину и лег между ее ног. Сильными движениями он входил и выходил из нее, распаляясь все больше и больше. Подстроившись под его ритм, Джорджия энергично двигала задом. Их движения были настолько синхронными, что, казалось, двигаются не два, а одно тело. На какое-то мгновение Джорджии показалось, что, даже если захотеть, она не сможет оторваться от него. Но ей и не хотелось этого вовсе.
Потом все мысли исчезли, остались одни только ощущения и чувства. Их тела вздымались, как океанские волны. Их крики слились в единый, и наступила тишина.
Содрогаясь от любовных конвульсий, Джорджия прижалась к Конраду со словами:
— Я никогда еще не испытывала ничего подобного.
Приподнявшись на локте, Конрад убрал дрожащей рукой с ее лица потные волосы и хрипло сказал:
— Теперь наступило время задать такой же вопрос мне, какой я только что задавал тебе, дорогая.
— Любишь ли ты меня? — улыбнулась Джорджия. — Мне кажется, можно даже и не спрашивать.
— Нет, ты, пожалуйста, спроси, — настаивал Конрад.
— Конрад! Ты меня любишь?
