— Я, наверное, кончил бы плохо, если бы не Пат, — он ни разу не тронул меня пальцем. — Джон смотрел на Бетси. Лицо его было мрачным, глаза, похожие на спелые желуди, потемнели. — Иногда мне кажется, что напрасно меня не отправили в колонию для трудновоспитуемых. Мы избежали бы трагедии…
Бетси села, скрестив ноги по-турецки.
— Когда-нибудь, я молю Бога, ты простишь самого себя, — сказала она с особенным проникновенным чувством.
— Научи меня, как это сделать, и я попытаюсь.
Бетси накрыла его руку ладонью и нащупала рубцы от многочисленных ожогов.
— Сколько раз ты был ранен при тушении пожаров, Джон?
Джон пожал плечами.
— Не больше других.
— А сколько раз лежал в госпитале?
Он не сразу ответил, хмурясь, играя желваками.
— Шесть.
— Дядя Майк однажды сказал мне, что самая болезненная рана — от ожога. От нее человек особенно страдает.
Бетси осторожно убрала свою ладонь с его руки, наклонилась и поцеловала шрамы — следы его отваги. Джон был растроган, но его губы сердито сжались.
— Перестань, Бетси.
— Не перестану, нет. Я люблю тебя, и если бы даже не любила, мне небезразлична твоя судьба, и я не могу спокойно наблюдать, как ты расплачиваешься всю жизнь за одну-единственную нелепую ошибку.
— Ты так не считала двадцать лет назад.
Она глубоко вздохнула.
— Ты хочешь сказать, что из-за меня ты продолжаешь казнить себя?
Джон растерялся. Он никогда в своей беде не винил Бетси.
— Я не сказал, что…
Его прервал донесшийся с реки детский вопль, испугавший обоих насмерть.
— Мами! Джон! Мэри загнала себе крючок в ладонь!
Не успела Бетси подняться, как Джон уже мчался вниз по склону, забыв о костылях. Близнецы плакали, когда она прибежала вслед за Джоном.
А он уже осторожно вытаскивал крючок из маленькой ладошки.
— Ну вот и все, малышка!
Он был бледен, голос его срывался.
— Но еще боли-и-ит, — жаловалась Мэри.
— Я знаю, моя хорошая. — Джон бережно промакнул кровь платком, который извлек из кармана. — И еще немного поболит, потом перестанет, и у тебя останется забавная отметинка на ладони. Нам требуется теперь только кусочек липкой ленты и несколько шоколадок, которые мама припрятала в корзинке для пикника. Я слышал, шоколад быстро утоляет боль и прочие неприятности.
Близнецы понеслись к корзинке.
— Похоже, ты не только завоевал мою постель, Стэнли, но и покорил сердца моих детей, — шепнула Бетси не без тайного удовольствия.
За свой спринтерский бросок к берегу Джону пришлось расплачиваться. От боли в коленях он не смог почти ничего есть за ужином. И когда малыши попросили его почитать что-нибудь перед сном, он должен был извиниться и лег в постель. От Бриджет Джон узнал, что Бетси уехала в город.
— Сказала, что забыла купить что-то важное для хозяйства.
Разыгравшаяся боль не давала уснуть, и Джон решил завершить изучение бумаг дяди Майка. Он как раз добрался до видавшей виды папки с пожелтевшими газетными вырезками, когда пробило десять.
Знакомясь с вырезками, он понял, что Майк был помешан на популярности. Даже простое упоминание кого-то из членов семьи в статье служило поводом, чтобы эта заметка аккуратно вырезалась и сохранялась. Раз десять в информации приводились слова самого Майка как начальника пожарной службы, иногда хвалили его команду. Джон особенно не вчитывался в довольно поверхностные заметки в газетах.
Зато несколько болезненных для него публикаций он прочитал от слова до слова — о пожаре, когда погиб Пат, некролог о нем, сообщение об обручении Бетси, ее свадьбе. Долго рассматривал свадебный снимок. Когда он покончил с вырезками, его мутило, глаза обжигали непролившиеся слезы. Но углубляясь в прошлое, вновь переживая события минувших лет, человек по-своему совершает обряд искупления.
В половине одиннадцатого Джон взялся за последнюю вырезку. Она была совсем ветхая. По содержанию и серьезному тону разительно отличалась от прочих. Вернее, это была не одна, а соединенные вместе две статьи.
Джон прочитал публикацию почти до половины, когда понял, что репортер рассказывал о незаурядном событии. Оказывается, в Грэнтли на неделю закрывалось движение по Мэйн-стрит, так как работники водоснабжения пытались выяснить, почему у питьевой воды в городе "явный бензиновый привкус".
Сосредоточившись, он бегло просмотрел все до конца, высматривая знакомую фамилию. Странно, но Шепард здесь не упоминался. Наверное, Джон проглядел. Он перечитал первую статью строка за строкой. Принялся за вторую, по-прежнему недоумевая.
Оказывается, работы производились не в течение недели, а две недели подряд. Раскапывали подходы к источнику загрязнения воды — резервуару под новейшей в Грэнтли заправочной станцией. Огромный бак сваривали секциями, и, как сказал официальный представитель городских властей, швы были уже повреждены, когда резервуар опускали в черную орегонскую глину; бензин начал просачиваться в почву сразу же. Затем приводились мнения экспертов и ученых о мерах, которые будут приняты для устранения течи. Вторая статья заканчивалась заверением владельца заправочной станции о том, что проблема утечки будет решена "безотлагательно". Джон испытывал брезгливое чувство, встречая имя владельца — Джон Франсис Кох. Прадед нынешнего Гранта Коха.
Джон был заинтригован: ни в первой, ни во второй статье никаких упоминаний имени Шепарда.
Так почему же Майк включил эту вырезку в свой семейный архив? Не давало покоя подозрение, что Майк Шепард по каким-то сугубо личным мотивам умышленно поместил эти материалы сюда, чтобы надежно спрятать их. Но если так, то именно они могли послужить основанием для злоумышленников во что бы то ни стало проникнуть в дом Бетси и в кабинет начальника пожарной охраны.
Когда шаги Бетси раздались у двери его комнаты, папка с вырезками уже спокойно лежала на дне коробки, которую Джон поспешно затолкал под кровать.
— Я увидела свет, — сказала Бетси, проскользнув в комнату и закрывая дверь. Ее щеки раскраснелись, волосы на ветру растрепались. В руке она держала маленький белый пакетик со штампом аптеки Гроулера.
— Не думаю, что там у тебя гамбургеры, — лукаво заметил Джон, обрадовавшийся ее приходу.
— Открой и посмотри, — ответила она и швырнула пакетик Джону. — А я тем временем приму пенистую ванну.
Бетси торопливо сбросила халат на пол. На ней было надето что-то белое, едва достающее до колен. Наблюдая за ней из постели, Джон почувствовал, что нервничает, как жених перед первой брачной ночью.
