В девять тридцать объявили посадку. Она не торопилась — терпеть не могла приходить в салон раньше пассажиров экономического класса, которые, проходя через бизнес, всегда с любопытством рассматривали уже сидящих людей. Поэтому тянула до последнего. Пока девушка в голубой форме не подошла к ней лично и не попросила пройти в самолет, сопроводив до выхода номер семь. Очереди у телетрапа уже не было, и Светлана, не задерживаясь, прошла в салон.
Лететь из Москвы всегда было чертовски приятно. Предвкушение. Чувство свободы. Казалось, будто стоишь на пороге совсем другой реальности. Каких-нибудь пять часов, и ты — в другом мире, в новом измерении, где не имеют значения проблемы на работе, семейные неурядицы, домашние дела. Там — сказка. В этой сказке живут юные пары, разлегшиеся тут и там на лужайках и ласкающие друг друга, к удовольствию любопытных пассажиров колеса обозрения «London Eye»; разномастные туристы, блуждающие с улыбкой Джоконды на устах по загадочным залам Британского музея и Национальной галереи; белочки из парка St/ James, берущие орешки прямо у тебя из рук. Светлана мечтательно вздохнула. Вот так и продлевается жизнь человека: когда за несколько дней побега из объятий верной себе повседневности проживаешь целую другую эпоху. Независимую жизнь в другой стране, под другим небом, с другим мужем. Да, вспомнила Света, «другому» мужу-то не мешало бы и позвонить. Пусть встречает. Не хватало только тащиться из Гатвика в Лондон самостоятельно и с тяжеленным чемоданом. Она открыла мобильный телефон, отыскала нужный номер и нажала «вызов». Трубку долго не брали. Оно и понятно — в Англии сейчас не было еще и семи утра. Потом заспанный голос удивленно произнес: «Алло».
— Глеб, привет! — Света улыбалась, предвкушая реакцию любовника на ее неожиданный приезд.
— Привет! Ты чего так рано? У тебя что-то случилось? — Глеб проснулся моментально. Голос его звучал озабоченно и напряженно.
— Как сказать. Но позже позвонить просто не смогу, буду в полете.
— Ты в порядке? В командировку летишь?
— Глеб, ну прекрати! В какую командировку?! У меня все «командировки» последние шесть лет были к тебе.
— Подожди, ты что же, хочешь сказать…
— Ну да. Решила сделать тебе сюрприз. Ты что, не рад?
— Рад, конечно. — Голос Глеба прозвучал глухо.
— Тогда встречай. Буду в Гатвике часов через пять.
— Подожди, я не могу так сразу сообразить…
— Чего тут соображать — если через два часа выйдешь из дома, то успеешь. Так что жду.
Глеб молчал в трубку.
— Ладно, не хочешь разговаривать — не надо. Все равно скоро уже увидимся. До встречи!
— До встречи… — эхом ответил Глеб, и Светка отключилась.
Глеб, ошарашенный новостью и совершенно не выспавшийся, сидел на постели, с недоумением рассматривая внезапно разбудивший его и так же внезапно угомонившийся мобильный телефон. Он осторожно положил аппарат на комод возле кровати, повернул голову к Лиле и с облегчением вздохнул. Похоже, не проснулась.
— Кто звонил? Что-то случилось? — не открывая глаз, спросила она. Глеба бросило в жар, и он выругался про себя.
— Да ничего страшного, — он старался говорить как можно более уверенно. — Прости, что разбудил. С работы звонили. Из Германии партнер прилетает. Дело срочное. Нужно встретить.
— Какие дела? Сегодня же суббота. — Она обиженно вздохнула. — Что-то я в первый раз слышу, чтобы в Англии человека беспокоили в выходные. У вас в банке что, с ума сошли?
— Да нет. Просто речь идет об очень серьезной сделке. Откладывать нельзя. К тому же с этим человеком только я и работаю.
— А потом ты его куда?
— Думаю, в Сити сразу поедем. Он всего-то на один день прилетает. Так что рано меня сегодня не жди. — Глеб совершенно искренне тяжело вздохнул и поцеловал Лилю в выглянувшее из-под простыни плечо.
— Ладно. Как знаешь. — Она поуютнее закуталась в шелковое покрывало. — Лично я собираюсь спать дальше. После твоих вчерашних подвигов на сексуальном поприще я теперь вообще раньше обеда в себя не приду.
Лиля мечтательно улыбнулась, отвернулась к стене и снова заснула.
Глеб тоже мог себе позволить поспать еще часа полтора или даже повторить что-нибудь из упомянутых вчерашних «подвигов», невзирая на Лилино намерение не приходить в себя до обеда, но он так разнервничался, что был совершенно не способен ни на то, ни на другое. Предстояло решить свалившуюся на него проблему и придумать, как спасти свою замечательную, размеренную и не лишенную известных удовольствий жизнь. Избавить ее от радикальных и никому не нужных перемен.
Так уж само собой получилось, что нравились ему только замужние женщины. Сначала, во времена неопытной юности, он находил себе сердечных подруг, не руководствуясь принципом их «занятости». И так выходило, что именно незамужние доставляли больше всего проблем. Проходил год, максимум — полтора, и подруга намеками или прямым текстом начинала склонять Глеба к женитьбе. Это было скучно. Тоскливо. Всегда одинаково. Глеб любил женщин, а не одну-единственную и неповторимую. Жениться означало навсегда перекрыть себе кислород.
Гораздо интереснее складывались романы с теми, кто уже решил для себя проблему брака — плохо ли, хорошо ли — и искал утешения, общения, радости, чувственных удовольствий на стороне. Зрелая, то есть замужняя, женщина умела отрекаться от реальности, могла переключаться и с удовольствием погружалась в сладкую, нежную и непристойную сказку. Особенно повезло ему со Светкой. Или нет — с Лилей. Да нет, все-таки со Светой. Хотя, похоже, что с Лилей. Глеб лежал в кровати и улыбался, вспоминая подробности последних четырех лет жизни. Света. Лиля. Лиля. Света. И опять. И снова. Так. И наоборот. Да чего уж там — с обеими повезло! Настолько, что не было ни сил, ни желания заглядываться на других. Когда одна из них была рядом, он был поглощен ею настолько, что даже на любимую работу ходил с трудом. И все время — беседуя с партнерами, разрабатывая методики, совершенствуя программы, сверяя данные, — он мечтал только о том, чтобы поскорее вернуться домой и осуществить все свои настойчивые, народившиеся за день сексуальные фантазии. Света с Лилей гармонично сменяли друг друга. Дополняли. Украшали. Придавали взаимной пикантности и остроты ощущений. «И обе они мне подруги, и обе упруги. И обе упруги, и обе имеют заслуги», — Глеб ухмыльнулся, вспомнив песню «Чайфа». Надо же — все как у него. Спустя два часа он уже трясся в вагоне подземки. Решил не ехать на машине — через центр нельзя, а в объезд будет слишком долго. Рядом с ним в метро пристроилась иссиня-черная негритянка, которую Глеб стал непроизвольно разглядывать. Он так и не научился, несмотря на длительную жизнь в Европе, а потом и в Англии, воспринимать чернокожих людей как обыденное, нормальное явление. Разумеется, отношение свое он никоим образом не демонстрировал, а, напротив, при непосредственном контакте мастерски играл скучающее безразличие. Одета дама была вполне прилично, насколько это возможно при наличии распухшей от жира, бесформенной фигуры. Но, взглянув на ее ноги, Глеб чуть не лишился окончательно и навсегда и так весьма пострадавшей за утро мужественности, а вместе с ней — и потенции. На кривых, узловатых, грязных пальцах ног, абсолютно не прикрытых драными сандалиями, красовался облупившийся ярко-алый лак. Глеб отвернулся, постарался дышать ровнее, чтобы успокоиться, и стал вдохновенно ругать про себя знаменитую английскую терпимость, дружелюбность и расовую восприимчивость. Не сознавая своих действий, он вертелся как уж, стараясь отодвинуться от толстухи. Чтобы никак, никакими частями тела не прикасаться к ней. Ему вдруг стало душно в вагоне метро — этой отвратительной, наполовину стеклянной капсуле, доверху забитой представителями всех человеческих рас и мастей. «Чертов Лондон! — думал он, скрипя от злости зубами. — Когда эти ублюдки додумаются перестроить свою доисторическую подземку?»
