За дверью оказался не коридор, а еще одна комната, тоже слабо освещенная… еще одна… еще… Все комнаты были убраны с восточной роскошью. У четвертой двери Ранья остановилась и обернулась к Эви, чтобы ободряюще ей улыбнуться. Потом негромко постучалась.
Кто-то отозвался из-за двери. Мужской голос, говоривший по-арабски. Внезапное предчувствие чего-то ужасного охватило Эви, мороз пробежал по коже. Ранья открыла дверь и вошла, ведя Эви за собой.
После восточной роскоши пройденных комнат, переступая порог, Эви ожидала увидеть еще более роскошную обстановку в том же духе. Тем сильнее она была удивлена, обнаружив, что попала в огромный, роскошный, но как будто бы перевезенный сюда из Англии викторианских времен кабинет с библиотекой.
Широкие дубовые полки, уставленные старинными книгами в кожаных переплетах, тянулись вдоль четырех стен. Цветные пушистые персидские ковры устилали блестящий паркет, в большом камине горел огонь.
Кресла и диваны были обиты традиционным английским темно-красным бархатом, а несколько столов, расставленных у полок, буквально гнулись под тяжестью ссыпанных на них книг и бумаг.
Эви чувствовала себя очень странно – казалось, она снова, как в детстве, вошла в кабинет своего деда, когда они с матерью наносили ему очередной визит.
Ее дед был суровым и строгим человеком, женился он очень поздно и, казалось, так до конца и не смог осознать, как ему удалось произвести на свет такое прекрасное и обаятельное создание, как Люсинда.
Но это не Англия и не кабинет деда, напомнила себе Эви. Это Беран, а человек, который сейчас с трудом поднимается из кресла с высокой спинкой, – вовсе не ее дед.
– Я привела к тебе жену Рашида, как ты хотел, отец, – тихо произнесла Ранья.
Застыв на месте без движения, Эви пристально наблюдала за высокой худой фигурой своего врага. Врага, который не мог быть никем иным, кроме как отцом Рашида, – хотя бы потому, что это был Рашид, только постаревший лет на тридцать. Даже глаза у них были одинакового цвета, и эти глаза внимательно смотрели на нее.
Казалось, он чего-то ждет от нее. Может быть, какого-то приветствия, жеста почтения. Но ни за какие блага мира – можно назвать это гордостью – Эви не смогла бы выразить этому человеку никаких теплых чувств.
Ее подбородок поднялся выше, глаза холодно блеснули… Если бы Рашид оказался сейчас здесь, он мгновенно узнал бы этот взгляд: Снежная королева снова ожила и заговорила в ней.
Но Рашида здесь не было. Хитростью ее увели от него. Эви обратила на Ранью обвиняющий взгляд. Щеки молодой женщины в ответ вспыхнули, пухлые губы пробормотали что-то, похожее на извинение.
– Благодарю тебя, Ранья, – холодно отозвался принц Хашим. – Можешь нас оставить.
– Нет! – невольно вырвалось у Эви. – Не оставляй меня с ним одну, – взмолилась она, обернувшись к Ранье.
Ранья неуверенно замялась.
– Папа… – она посмотрела на него взволнованным взглядом.
– Ступай! – приказал он. Его голос прозвучал властно и непреклонно, но за этой вспышкой сразу вернулась усталость. – Прошу тебя, девочка, – тяжело добавил он. – Не беспокойся. Позволь мне сделать то, что я должен сделать.
Шурша шелком платья, Ранья покорно вышла, мимоходом коснувшись руки Эви, как будто в знак поддержки. Дверь захлопнулась за ней, оставив их двоих в напряженном молчании.
Никто не проронил ни слова. Не двинулся с места. Эви снова почувствовала нервную дрожь, но продолжала упорно хранить молчание, решив не говорить ничего, пока не выяснится, зачем ее сюда привели.
– Итак, – наконец заговорил он, – значит, вы и есть та самая богиня, ради которой мой сын готов был отказаться от престола.
– Я люблю вашего сына, – спокойно ответила Эви. – Слишком люблю, чтобы позволить ему сделать из-за меня такой необдуманный шаг.
– Напрасно вы так думаете, – усмехнулся отец Рашида. – Он намерен был это сделать независимо от вашего мнения на этот счет.
– Мне… очень жаль, если вас это ранило, – пробормотала Эви. – Но, как мы оба знаем, у Рашида есть своя воля и своя голова на плечах.
– Верно… совершенно верно, – печально покачал он головой. – И я был об этом проинформирован, может быть, самым жестоким образом. Можете назвать меня самоуверенным, если угодно, но я не ожидал, что мой сын пойдет против моей воли. Это было для меня… потрясением, но я узнал, что его сила воли превышает мою…
Он помолчал, с интересом разглядывая ее, как будто пытаясь разгадать, что же в ней такого, что придало сыну такие силы. Эви могла бы сказать ему, что именно, но не стала.
Наверное, отец Рашида это понял.
– Что ж, – пожал он плечами, – кто я такой, чтобы роптать и жаловаться, когда Рашид доказал, что он стал именно таким человеком, каким я мечтал его видеть? Поэтому я прошу вас простить меня за неверное поведение, которым я так напугал вас. Мой сын преподал мне суровый урок. Так что, – заключил он, – может быть, теперь между нами хотя бы что-то прояснилось?
– Если только вы не вызвали меня сюда, чтобы повторить свое предложение.
К ее изумлению, он улыбнулся. И снова поразительно напомнил ей Рашида… как если бы тот был старше. Ее сердце дрогнуло.
– Нет. – Он покачал головой. – Такие уроки даром не проходят. – Его глаза затуманились отчего-то – наверное, от угрызений совести, подумала Эви. – Ребенок в безопасности? – вдруг спросил он. – Вы сами поправились?
Эви только сухо дважды кивнула в ответ. Но не улыбнулась и не спросила его о состоянии здоровья в ответ.
Его полуулыбка ясно дала Эви понять, что он отлично знает, почему она не задала ответный – вполне стандартный – вопрос.
– Если когда-нибудь мой сын провинится перед вами, могу ему только посочувствовать, – пробормотал он. – Прошу вас… – вдруг сказал он, – может быть, присядете?
Этого Эви вовсе не хотелось. Ни малейшего желания отдаляться хоть на шаг от спасительной двери у нее не было. Но внезапно ее уколола мысль, что ему просто очень тяжело стоять. Он уже ссутулился и явно с трудом держался на ногах, но, как и его сын, не мог позволить себе сесть, когда женщина – кто бы она ни была – стоит. Поэтому Эви устало подошла к кожаному креслу с высокой спинкой – напротив того, с которого поднялся встретить ее сам принц, – и села на край.
Он же, дождавшись, пока она сядет, опустился с облегчением в свое кресло.
– Благодарю вас, – вздохнул он, откидываясь назад и прикрывая глаза.
Беспокойство охватило Эви.
– Вы в порядке? – подалась она вперед. – Может, я позову кого-нибудь?
– Нет, нет, – покачал он головой. – Я могу сидеть, могу лежать, но долго стоять мне нельзя, – пояснил он. Вдруг снова открыв глаза, он вперил пристальный взгляд в лицо Эви. – Я говорю вам это потому, что самой вам это спросить не захотелось бы, – с иронической полуулыбкой сказал он, и Эви почувствовала, что этот человек с легкостью может видеть ее насквозь.
