— Сьюзен, — сказал Филип как можно тверже, — мои чувства к тебе настоящие, поверь мне.
— Твои чувства? Ко мне? Какую меня ты имеешь в виду? С самого начала, с момента нашей первой встречи ты пытался сделать из меня кого-то другого. Ты хотел сделать меня такой, какой я никогда не была. Ты, кажется, хотел, чтобы я стала свободной и раскрепощенной — а это совсем не я. Держу пари, ты говорил себе, что делаешь это ради Эмери.
— Да, но…
— Тебе было весело, да? Играть со мной, словно с котенком? Чувствовать себя всемогущим кукловодом? Или даже Господом Богом? Тебе, должно быть, было забавно наблюдать, как я меняюсь у тебя на глазах, становлюсь такой, какой никогда не была, только чтобы угодить тебе? — Сьюзен душили слезы ярости.
— Это не так, Сьюзен, — тихо ответил Филип. — Я вовсе не хотел сделать тебя такой, какой ты никогда не была. Ты стала самой собой, неужели ты не понимаешь? Ты перестала бояться себя.
— Твои слова лишь доказывают, что ты ровным счетом ничего обо мне не знаешь. — Сьюзен вынула из кармана злополучный листок. — «Что следует знать женщине». Только подумать, какое название! Словно ты возомнил себя психологом. Может, тебе книгу написать? А что, название уже есть! Знаешь, кто ты? Ты просто самонадеянный сукин сын, возомнивший себя вершителем судеб!
Она ругается при ребенке, машинально отметил Филип. Чувствовал он себя препогано.
— Сьюзен, позволь мне объяснить.
— Я тебе больше не верю, — перебила она. — Но я тебя прощаю, — добавила Сьюзен уже спокойнее. — Я даже приглашу тебя на свою свадьбу.
— Выходить замуж назло мне еще хуже, чем выходить замуж только для того, чтобы у Эмери была полная семья.
— Я не назло тебе выхожу замуж! — Сьюзен вновь начала закипать. — Я выхожу замуж за Барта, потому что он достойный, солидный, надежный. С ним мне будет хорошо и спокойно. И уж во всяком случае Барту и в голову не придет составлять план, как изменить меня!
— Конечно, не придет, — удовлетворенно поддакнул Филип. — Не придет, потому что твоему Барту ты, похоже, безразлична. Он даже не заметил того потрясающего черного платья.
Сьюзен открыла рот, чтобы ответить, но передумала, развернулась и сказала племяннику, который испуганно следил за перепалкой:
— Эмери, милый, иди ко мне.
Малыш подбежал к Сьюзен, она подхватила его на руки, уткнулась лицом в его шелковистую макушку и, будучи не в силах больше сдерживаться, тихо заплакала.
— Ты хочешь остаться здесь ненадолго с папой? И с Сократом? — спросила она дрогнувшим голосом.
Эмери посмотрел на нее, маленьким пальчиком осторожно потрогал слезы на ее щеках и кивнул.
— Вот и хорошо, милый. — Сьюзен опустила его на пол.
— Если он соскучится, я привезу его к тебе в гостиницу, — предложил Филип.
— В гостиницу? — Сьюзен усмехнулась. — Я уезжаю домой и вернусь за Эмери через двенадцать дней, или ты сам привезешь его ко мне.
Филип зажмурился — все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. Происходящее было похоже на ночной кошмар — откроешь глаза, и поймешь, что спал. Филип открыл глаза: Сьюзен стояла на месте — усталая, печальная, поникшая, — и виноват в этом был он сам.
С другой стороны, с надеждой подумал Филип, не все потеряно. Сьюзен говорит, что больше не верит мне — говорит. Но слова ничего не значат — значение имеют только чувства. Я должен заставить ее поверить мне вновь, и я это сделаю. Нужен новый план действий.
Филип стоял на крыльце и смотрел, как Сьюзен уходит, и знал, твердо знал, что скоро вновь увидит ее. Он сделает для этого все, что угодно. Филип посмотрел на Эмери и Сократа, жавшихся к его ногам.
— Ну что, ребята, — как мог весело сказал он. — Теперь мы одна команда. Сообщники. Вот что мы с вами сделаем…
Сьюзен лежала на диване, закрыв воспаленные глаза. Шторы были задернуты, отчего в комнате царил полумрак — Сьюзен не хотелось света. На диване, на полу и на журнальном столике валялись скомканные бумажные платки. Сьюзен уже третий день не выходила из комнаты и третий день плакала. Не умывалась, не ела, не спала и не отвечала на телефонные звонки, она просто лежала на диване и плакала. Иногда она вставала, чтобы напиться воды из-под крана, или принималась бесцельно бродить по квартире.
Вновь зазвонил телефон — Сьюзен даже головы не повернула. Но он звонил и звонил — кто-то очень настойчивый решил во что бы то ни стало поговорить с ней. От трезвона у Сьюзен заложило уши, она нехотя поднялась с дивана и вяло потянулась к аппарату.
— Что?! — рявкнула она в трубку.
— Сьюзен! — Это была ее сестра Минни. — Почему ты не берешь трубку? Я волнуюсь. Ты приехала из Хэвена сама не своя. Купила пять упаковок бумажных платков и заперлась в квартире. Что ты там делаешь?
— Готовлюсь к конкурсу красоты, — мрачно пробурчала Сьюзен, разглядывая свое отражение в зеркале — мятая одежда, опухшее лицо и сальные спутанные волосы.
— Я серьезно!
— Ну хорошо. Я плачу. Реву без остановки уже третий день и собираюсь заниматься тем же в ближайшую неделю. Или месяц.
— Это так не похоже на тебя, — пробормотала Минни.
Ну конечно же, никто — даже родная сестра — не может поверить, что Сьюзен тоже может быть плохо, что она тоже может быть слабой. Нет, определенно пора брать себя в руки, сказала себе Сьюзен, никто мне не поможет, кроме меня самой.
— Минни, я не выхожу замуж за Барта. Я позвонила ему и расторгла нашу помолвку. Вот так.
— Но ты ведь раньше никогда не плакала, — не успокаивалась озабоченная сестра. — И уж во всяком случае ты плачешь не из-за Барта.
Они помолчали.
— А знаешь, я рада, что вы не поженитесь. Барт, конечно, хороший парень, — продолжала Минни, — он мне нравился, и все такое, но я всегда считала, что он тебе совершенно не подходит.
Что за черт, подумала Сьюзен, все вокруг, похоже, знают, кто мне подходит, а кто нет.
— А как Барт воспринял это? — допытывалась Минни.
— Сомневаюсь, что Барт лег на диван, как я, и заплакал, — сухо ответила Сьюзен.
Когда она сообщила Барту, что передумала выходить за него, его эта новость, казалось, ничуть не взволновала. Это задело Сьюзен, и она вспомнила слова Филипа о том, что Барт к ней в общем-то равнодушен. Похоже, Филип был прав.
— Но ведь и ты не из-за Барта так убиваешься, — повторила Минни. — Ты плачешь, потому что влюбилась. Ты по уши влюбилась в Филипа Мастерсона! — торжествующе закончила она.
Сьюзен ничего не ответила, да ответа и не требовалось. Обе сестры знали, что это правда.
— Послушай, Сьюзен, я принесу тебе пиццу? — неуверенно сказала Минни.