— Я… — Она провела языком по высохшим губам. — Не надо таких слов, Григ. Ты не доверяешь мне, ты…
— А мне ты доверяешь? — вставил он. — Да, я не мог до конца доверять… не мог поверить, что ты меня любишь. Ты так и не сказала мне, что пересмотрела свои взгляды. Я до сих пор не знаю, значу ли я для тебя больше, чем Джон, замуж за которого ты вышла по расчету.
К своему ужасу, Флора почувствовала, что у нее подгибаются ноги. В следующую секунду она села прямо на ковер.
— Но я давала понять тебе… ты должен был догадаться, — беспомощно сказала она.
— Разве?
Ей пришлось поднять голову — Григ возвышался над ней словно башня. Он шагнул к кровати и сел на край.
— В постели с ним ты испытывал то же, что и со мной?
— Ну как ты можешь? Ты для меня единственный мужчина на всем свете, Григ. Разве ты не понял?
Он слегка повел плечом.
— Да, временами у меня появлялась надежда на то, что я тебе небезразличен. А временами ты давала понять, что наши отношения вовсе не делают тебя счастливой. Но когда я предоставлял тебе возможность объяснить почему, ты всегда ускользала от меня.
— А разве для тебя это так важно? — прошептала Флора, потрясенная до глубины души.
— До тех пор пока я не получу ответа, — сказал Григ бесстрастно, — я не буду знать, как ты действительно относишься ко мне.
— А тебе ни разу не приходило в голову, что и передо мной стоит такой же вопрос?
— Разве?
— Григ, — прошептала она, — дорогой… У меня тоже нет возможности узнать, любишь ли ты меня… Доказательств обратного гораздо больше. Ты приезжаешь в имение крайне редко, ты вынуждаешь меня всегда делать все по-твоему, ты используешь детей, чтобы удержать меня…
— А ты так и не догадываешься почему?
— Потому, что ты мне не веришь, — воскликнула она горько. — Потому, что не можешь забыть о Джоне…
— Все это только в твоей власти, Флора.
Глаза их встретились.
Флора словно не доверяя своему голосу, спросила неуверенно:
— Можно, я расскажу все с самого начала?
Он только кивнул.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы привести в порядок мысли. Прежде, чем поднять глаза на мужа, она некоторое время сосредоточенно разглядывала узор на ковре.
— Я уже многое рассказала тебе о своей матери… Только когда мама начала понимать, как я презираю ее образ жизни, она остановилась и попыталась взглянуть на себя критически. Но опоздала — для меня это уже было неважно, я окончательно порвала с ней. К тому времени я уже окончила школу и поселилась при педагогическом колледже. Мама еще около года надеялась, что я вернусь домой, но я уже в ней не нуждалась. Она старалась убедить меня, что не просто изменилась, а стала совсем другим человеком. Но я ей не верила. И вот однажды она пришла и объявила мне, что решила уйти в монастырь. Боюсь, что я тогда рассмеялась ей в лицо! В свое оправдание могу сказать только, что ничего не знала о своем отце, что училась в двенадцати школах и за это время у мамы сменилось четверо мужчин. Может быть, они были не такими уж плохими людьми и порой даже пытались относиться ко мне как к дочери, но все они в конце концов улизнули от нее. Теперь я знаю, что никогда не прощу себе того, что не захотела понять и поддержать маму. А ведь бедная мама каждый раз с появлением нового приятеля была искренне убеждена, что вот он — настоящий!
— А дальше? — мягко спросил Григ после продолжительного молчания.
— Но дело в том, что тогда мне казалось, будто это она предала меня, хотя именно я сама первая порвала с ней отношения. Странно, правда?
— Нет, если принять во внимание все обстоятельства, и то, что тебе было всего девятнадцать, — ответил он спокойно.
Флора пожала плечами.
— Когда мне было девятнадцать, я думала, что влюблена в одного студента. Иногда в его присутствии сердце у меня начинало сильно биться, а ноги делались ватными. Все кругом не стеснялись заводить многочисленные романы, набираясь опыта, а меня начала тяготить эта вседозволенность. Моему приятелю так и не удалось затащить меня в постель — может быть, потому, что подсознательно я все время помнила о матери. И наши отношения закончились весьма неприятным образом.
— Он отомстил? — предположил Григ.
— Благодаря ему я приобрела репутацию отъявленной кокетки.
Григ слегка улыбнулся:
— Боюсь, что мы, мужчины, в этом отношении болезненно самолюбивы. Но разве этот случай не убедил, что тебе вовсе не грозит опасность пойти по стопам матери?
Наступила очередь Флоры невесело улыбнуться.
— Да… Позже у меня появилась убежденность, что я унаследовала неумение матери разбираться в людях. Я убедила себя в том, что лучше мне вообще не иметь дело с мужчинами. Хотя это было и нелегко, — закончила она со вздохом.
— Согласен. С твоим лицом и фигурой…
Флора внезапно взглянула ему прямо в глаза.
— Это странно, но чем больше я сознательно избегала мужчин, тем больше они… — Она запнулась.
— Об этом тебе не обязательно рассказывать, Флора, — сказал Григ не без иронии.
— Потом, — продолжала она после короткой паузы, — я получила работу в имении у Джона. И это все во мне перевернуло. Я сразу же влюбилась в этот дом, в окрестности, в детей. Впервые ощутила себя на своем месте. Я открыла в себе таланты, о которых раньше не подозревала. Я была нужна им, в самом деле нужна. Моей же маме нужен был только Бог. Я ездила к ней однажды, она стала совсем другой — умиротворенной, спокойной, любящей, но… — Флора пожала плечами. — Вот так все было, Григ.
Флора прошлась по комнате, потом взглянула ему в лицо, желая убедиться, что он понял.
— Дорогая, но я всегда знал это, — сказал Григ, протягивая ей руку. Секунду помешкав, она протянула ему свою. — Стоило только увидеть тебя с детьми, чтобы убедиться… А теперь, расскажи мне о Джоне…
Флора вздохнула:
— Джон сделал мне предложение примерно год спустя. Он сказал, что полюбил меня, но знает, что я не плачу ему взаимностью. Он предложил — нет, попросил — рассказать ему, почему я была такой… и я рассказала. Тогда он… — Она замолчала.
— Дальше? — Григ сильнее сжал ей руку, словно желая придать смелости.
— Джон признался, что страдает полной импотенцией. Он сказал, что после потери жены это был для него самый тяжелый удар. Болезнь настолько повлияла на его психику, пошатнула его самоуважение, что это серьезно подействовало на его творчество. Его ужасало, что он постоянно ощущает свою неполноценность, и хотя о болезни было известно только ему и лечащему врачу, Джону казалось, что о его заболевании знают все. Он сказал, что не сможет быть мне полноценным мужем, но если я хочу обрести дом, положение, уверенность в будущем и избавиться от своих проблем, то, возможно, мы с ним сумеем помочь друг другу. Он сможет отделаться от чувства, что все вокруг знают о его беде, и это, он надеялся, поможет ему вернуться к работе.
