— Я хочу выпить за тебя, Микки! Это только благодаря тебе у меня в жизни сейчас все хорошо. Я вышла замуж за Рихарда, у меня растет замечательный сын. У нас прекрасная семья. И на работе все хорошо. Я так благодарна тебе! Ты не просто мой друг, ты — мой ангел-спаситель. За тебя!
Они выпили.
— Я искренне рад, Джо, что ты счастлива — ты этого достойна!
— А ты, Микки, еще не женился?
Она хитро сощурила глаза, надеясь все же услышать отрицательный ответ.
— Пока нет, но собираюсь.
Улыбка сошла с ее лица. Трудно смириться с тем, что твой возлюбленный, хоть и бывший, теперь принадлежит другой женщине.
— Она красивая?
— На мой взгляд — да.
— Ты ее любишь?
— Конечно.
— А она тебя?
— Надеюсь, что любит.
Джованна чувствовала, что в их отношениях вот-вот будет поставлена последняя точка.
— Теперь ты совсем меня забудешь, — печально проговорила она.
— Ну почему же? Если ты хочешь, мы вполне можем остаться друзьями.
Глаза Джованны засветились радостью, и ужин ничем не был омрачен.
Все эти воспоминания молнией пронеслись в голове Майкла, когда Мэри сказала, что видела его вместе с Джованной.
Майкл ни в чем не был виноват перед Мэри — его связь с Джованной осталась в прошлом. Но как объяснить это Мэри, чтобы она поверила? У нее поводов для подозрений и ревности не меньше, чем у него самого.
И стоит ли сейчас рассказывать ей об их давних отношениях с Джованной? Пусть это было задолго до того, как он познакомился с Мэри, но она всегда будет думать, что у него могли остаться какие-то чувства к прежней возлюбленной. И хотя это не так, она все равно будет мучиться и страдать. Нет, не надо ее расстраивать подробностями его биографии семилетней давности.
Пожалуй, он слишком опрометчиво пообещал Джованне свою дружбу. Еще неизвестно, как к этому отнесется Мэри. Скорее всего, будет недовольна. Ведь ему не нравятся даже деловые ее контакты с бывшим учителем. При воспоминании о Дэвиде у Майкла застучала кровь в висках.
Но нужно было что-то отвечать — Мэри напряженно ждала его объяснений.
— Нет, — сказал он, не глядя на нее, — это совсем не то, о чем ты подумала. Джованна Тричи — моя коллега, мы вместе работали и дружим уже много лет.
— Дэвид Паркер тоже мой коллега, — не унималась Мэри, — мы давно знакомы и тоже будем работать вместе. Не вижу разницы в нашем положении. Однако ты считаешь, что у меня нет оснований для ревности, а у тебя — есть. Где же логика и где, наконец, справедливость?
Только сейчас Майкл понял, что должен испытывать человек, которому не верят. Собственно, Мэри еще не высказала ему недоверия, но он догадывался, что она это сделает, хотя бы в отместку ему.
А еще он подумал, как же тяжело должно было быть Мэри от его приступов ревности. Она ничем не могла доказать ему свою невиновность и остро переживала его подозрительность. Она просила его только об одном — о доверии. А он не оправдал ее ожиданий.
Майкл и сам уже понял, что неправ. Но попытаться оправдаться перед Мэри попросту не успел.
То решение, к которому пришла Мэри после всех размышлений и разговора с Майклом, было неожиданным даже для нее самой и, казалось, далось ей легко, без всяких усилий. Но это была внешняя легкость, внутренние последствия своего решения она еще не осознала, не прочувствовала. Для этого нужно было время и серьезные раздумья. Но сейчас ей казалось, что она поступает правильно. Другого выхода в данной ситуации Мэри не видела.
— Я думаю, нам нужно расстаться, — произнесла она роковые слова, стараясь при этом говорить спокойно, — пока мы еще не слишком привязались друг к другу — потом будет тяжелее и больнее, хотя и сейчас это совсем не просто.
Эти слова ударили Майкла, как бичом. Он резко вскинул голову и испуганно посмотрел на нее — неужели она говорит это серьезно?
Потухший взгляд больших печальных глаз, необычная бледность, дрожащие губы не оставляли сомнений в том, что Мэри не шутит.
— Нам было хорошо вместе, — продолжала она, — но порознь мы не можем, не умеем прожить даже нескольких дней.
Голова Майкла снова поникла. Он понимал, что Мэри права.
— Твои подозрения на мой счет, — говорила она, — оскорбляют меня и унижают тебя. Ревность хороша только тогда, когда она — элемент любовной игры и от нее никто не страдает. А от твоей ревности страдаем мы оба. Скажу тебе честно, мне будет тяжело расстаться с тобой, но, видно, другого выхода нет — жить так, как сейчас, я тоже не могу.
Эти слова ноющей болью отозвались в душе Майкла. Но до него, кажется, еще не совсем дошел основной смысл заявления Мэри.
— А твоя ревность? — спросил он.
Она посмотрела на него нежным и мягким взглядом, как на ребенка, которому следует терпеливо объяснить простые истины, почему-то никак не укладывающиеся в его голове.
— Я не ревную тебя. Я просто хотела, чтобы ты испытал на себе, каково быть под подозрением, тем более — необоснованным. Для меня не имеет значения, какие связи у тебя были в прошлом. Я прекрасно понимаю, что ты — не монах и у тебя были женщины и до меня. Важно то, что сейчас ты со мной. У меня нет сомнений в твоей честности и порядочности, я доверяю тебе во всем. По-моему, только так и можно, и нужно относиться к любимому человеку. Разве я не права?
Майкл молча кивнул в знак согласия и еще ниже опустил голову. Он не мог посмотреть на Мэри — ему было очень стыдно.
Она закончила говорить, и в комнате повисла напряженная тишина.
Оставаться в доме Майкла больше было незачем, и она уже собиралась встать и уйти отсюда навсегда, как вдруг он, повернувшись к ней и взяв ее за плечи, заговорил горячо и взволнованно:
— Ты права, я порчу жизнь и тебе, и себе. Раньше со мной никогда такого не было. Это все оттого, что я люблю тебя и больше всего на свете боюсь тебя потерять.
— Ты уже почти потерял меня, — вставила Мэри, не удержавшись.
— Почти, но не совсем. Скажи, как и чем я могу тебя удержать?
— Только безоговорочным, безграничным доверием. Ты — умный, сильный, отважный человек. Ты справлялся и не с такими трудностями. Я уверена, что ты сможешь, если захочешь, победить свою ревность. Пойми, наконец, что я тоже люблю тебя и мне не нужен никакой другой мужчина!
Майкл прижал Мэри к своей груди, и она слышала, как гулко и часто бьется его сердце. Он стоял, не шевелясь, и крепко сжимал ее в своих объятиях, как будто боялся, что она может из них выскользнуть. Нервная дрожь его тела передавалась Мэри. Она невольно плотнее приникла к груди Майкла. Он счел это добрым знаком, подумав, что Мэри готова его простить.
