— Не очень-то вежливо с твоей стороны, — дрожащим голосом промолвила Лив, когда за официантом затворилась дверь.
— Мне теперь не до вежливости. Думаю, что, как главный держатель акций этого отеля, я могу позволить себе разок забыть о приличиях. Извинюсь потом — зато основательно. Идет? — Он улыбнулся, но увидев, как исказилось лицо жены, с тяжелым вздохом добавил: — Я не блефую. Все, что я тебе говорю, — чистая правда.
Лив сжала зубы, чтобы сдержать истерический смех. Да разве этот человек знает, что такое правда? Разве можно верить хоть одному его слову?
Господи, только бы он больше не улыбался ей! Только бы не дотрагивался до нее — ведь от легчайшего его прикосновения способность думать начисто отказывает ей.
Однако на небесах, видно, ее мольбы не были услышаны. Грегори снова шагнул к ней. Прическа Лив растрепалась, и он протянул руку, чтобы осторожно вынуть заколки из пышных волос.
— Попытайся расслабиться, — предложил он, принимаясь легонько массировать ее плечи и шею и приспустив для удобства тонкие бретельки платья.
Лив, подчиняясь коварной магии его прикосновений, почувствовала, как все ее тело расцветает под ласками возлюбленного… И разразилась рыданиями.
Подавив стон, Грегори подхватил ее на руки и отнес, судорожно прижимающуюся к нему и тихонько всхлипывающую, в спальню. Лишь с большим трудом удалось ему расцепить руки, обхватившие его шею, и опустить Лив на кровать.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас забыть обо всех объяснениях и лечь рядом. Но Грегори сдержался и, сняв с ног Лив туфли, опустился на колени рядом с ней, сжимая обе ее руки. Наконец прерывистые рыдания стихли. Нашарив на столике салфетку, он протянул ее жене.
Лив яростно принялась вытирать лицо. Да что это с ней? Она же вообще почти никогда не плачет. То-то будет хороша сейчас: распухший нос, красные глаза. А все из-за Грегори! До чего же она его ненавидит!
— Если ты так неимоверно богат, — свирепо набросилась она на него, — что у тебя куча домов, и половина отеля, и «даймлер», и Бог знает что еще, какого черта ты разъезжал в старом грузовике и красил стены да заборы? Какого черта согласился жениться на мне за деньги?
— Не забывай еще «лотос», дом за городом и кучу всякой собственности по всему миру.
И ему еще хватает наглости ухмыляться! — вознегодовала Лив. А сам Грегори не отрывал глаз от любимой. Она казалась ему такой прелестной, такой желанной, несмотря даже на то что кончик носа у нее чуть припух и покраснел. Сев на кровать рядом с женой, Грегори положил руку ей на плечо.
На миг ему показалось, что она снова начнет бороться и вырываться, но Лив замерла. Она едва дышала, глаза ее расширились и потемнели.
— Я солгал тебе потому, что я — эгоистичный мерзавец, — с тяжелым вздохом признался он. — Думал только о себе, о том, чего хочу я. А я хотел, чтобы ты полюбила меня — меня, а не мой счет в банке. Понимаешь, у меня было столько женщин, которые думали лишь о том, как бы побольше из меня вытянуть. Первый раз я увидел тебя год назад. Меня затянули на показ мод, а о тебе тогда как раз все только и говорили. С тех пор я никак не мог забыть тебя. Но сначала не мог ничего предпринять — мне пришлось чуть не год провести в разъездах. Так что, когда ты вдруг нежданно-негаданно возникла возле стремянки и принялась благодарить меня за то, что я помог Барбаре, я принял это за подарок богов. Просто слова сказать не мог. И чтобы уж сразу разделаться с этим вопросом, объясняю: я просто подменял Ларри. Он слег с гриппом, а няня Кроули…
— Так это была няня Кроули? — перебила Лив. Внезапно все начало становиться на свои места. Няня Кроули, та самая, которая заменила мать бедному заброшенному мальчугану, не ведавшему родительской любви и заботы. — А я-то думала, это твоя бабушка.
— Знаю. И я не стал тебя разубеждать, притворился, будто и впрямь с трудом зарабатываю на жизнь. А когда ты предложила мне жениться на тебе за деньги и объяснила, как это важно для тебя, я ухватился за представившуюся возможность обеими руками. Отвез тебя в свой загородный дом, только предварительно отправил весь персонал в отпуск. Я надеялся, что за две недели сумею внушить тебе любовь — ведь сам-то уже давно по уши влюбился в тебя. И вот это уже не было игрой. Это было смертельно серьезно. Потому что я знал — ты создана для меня. Ты единственная, кого мне суждено полюбить. Пару раз я чуть было все не испортил. Я слишком уж давил на тебя, подгонял. Просто не мог сдерживаться. Я так отчаянно хотел тебя. Но всегда боялся, что, когда наконец открою тебе правду, ты разозлишься на меня, решишь, будто я морочил тебе голову.
Он выпустил Лив. Теперь она вольна была выбирать — уйти или остаться.
— Я знаю, что деньги тебя не интересуют. — Голос Грегори звучал тихо и неуверенно. — Ты полюбила меня, когда считала, будто у меня ничего нет, кроме старого ржавого грузовика. Я пойму, если ты скажешь, что не можешь любить лжеца, какими бы побуждениями ни объяснялась его ложь. Пойму и не стану тебя удерживать.
Он не отрывал взгляда от ее лица, но Лив лежала с закрытыми глазами. Густые ресницы чуть заметно подрагивали. Быть может, именно сейчас решалась его судьба!
Руки Грегори заледенели, на сердце воцарился мертвенный холод. Если он потеряет Лив — то как пережить эту потерю? Как сможет жить с вечными сожалениями, утратив ее любовь?
Мучительно тянулись секунды. Наконец Лив подняла руку и коснулась волос Грегори. В глазах ее мерцали непролитые слезы, голос слегка дрожал:
— Знаешь, мне всегда казалось, будто меня с этим твоим мифическим другом связывают какие-то узы. Ты рассказывал, что он никак не мог обрести настоящую любовь, потому что не был уверен, кого же любят его подруги — его самого или его деньги. И мне было так его жаль, я так его понимала. А теперь, когда знаю, что ты говорил о себе, понимаю еще лучше — потому что очень тебя люблю. Мы с тобой стали единым целым. Но я не смела довериться своим чувствам. Боялась оказаться обманутой, брошенной.
— Любимая… — Голос Грегори прерывался от страсти. — Я не заслужил твоей любви, но сделаю все, чтобы это исправить — обещаю!
Лив притянула его руки к груди. В глазах ее сверкнул лукавый огонек.
— Тогда приступай! А я тебе скажу, хорошо ли у тебя получается!
Груди ее налились, тело пылало огнем. Но едва пальцы Грегори нашарили молнию у нее на спине, послышался телефонный звонок.
Потемнев от ярости, Грегори бросился к аппарату, но Лив со смехом удержала его.
— Только помни: вежливость ничего не стоит. А и стоила бы — тебе это по средствам. Ты ведь сам велел этому бедолаге сначала позвонить, разве не помнишь?
