хороший аппетит и крепкий сон. Единственное ограничение – ей пока запрещают садиться за руль автомобиля. По крайней мере, до конца психиатрической экспертизы. Когда будет эта экспертиза – я не в курсе. Да и не мое это дело.
Каштанке все происходящее не слишком нравится, и она в своей привычной смелой манере высказывает мне недовольство:
– Ты же несешь за нее ответственность, ты сам говорил! А теперь забил на нее, как будто она ничего не значит?!
– Я был не прав, – объясняю я максимально терпеливо. – Петр открыл мне глаза. Моя ответственность заканчивается там, где заканчиваются сессия и клубное пространство. Я не могу контролировать всю ее жизнь. Я не ее парень и даже не ее друг. Она оказалась неадекватной – и это вовсе не моя вина. Откуда я мог знать, что она захочет навредить себе из-за того, что я перестал с ней спать? У нас не было уговора о верности до скончания веков, я и до тебя занимался сексом с другими девушками, кроме нее!
Каштанка вроде бы соглашается, но в то же время расстраивается, смущенная моей холодностью и отстраненностью:
– Может, хотя бы пошлешь ей букет цветов на выписку?
– Нет, – я качаю головой. – В прошлый раз ты настояла на цветах, но в этот раз не получится, прости.
– А если она обидится и разозлится еще сильнее?
– Это будет ее проблема. Нику больше не пустят в клуб. Ее БДСМ-песенка спета. Я нашел ей хорошего психолога и передам контакты через клубного администратора, Киру. Видеться с ней лично я больше не собираюсь. Я, блин, не доктор, и не благотворитель тоже.
– В клубе ведь тоже есть психолог, – замечает Каштанка.
– Да, но я нашел того, что специализируется на созависимости и суицидальных наклонностях.
– Звучит так себе, – девушка хмурится.
– Главное, чтобы ей помогло.
– Ну да. Надеюсь, так оно и будет.
На следующий же день, точнее, ночь, восьмого августа, Ника заявляется в клуб – мне об этом сообщает Кира, администратор. Девушку тормозят на входе, а дальше разворачивается целая драма.
– Ты передала ей контакты психолога? – спрашиваю я часом позднее.
– Да, но она порвала визитку и швырнула ошметки мне в лицо.
– Мда, – я качаю головой. – И потом что?
– Ну, она пыталась пробиться внутрь, – рассказывает мне коллега. – Охране пришлось ее практически силой вышвыривать на улицу. Еще чуть-чуть – и я вызвала бы полицию. Ты же знаешь: у нас тут спальный район, и чьи-то вопли посреди ночи – так себе развлечение для рядовых жителей. Многие и не знают, что существуют бок о бок с секс-клубом.
– Но она все-таки ушла?
– Ушла, – кивает Кира.
– Хорошо.
На самом деле, ничего хорошего.
Когда мы с Каштанкой в три часа ночи выбираемся наконец из клуба и подходим к моему автомобилю, припаркованному неподалеку, выясняется, что у него пробиты все четыре колеса.
– Вот сука, – говорю я, сплевывая на асфальт и торопливо вытягивая из заднего кармана джинсов пачку сигарет: мне нужно немедленно покурить, чтобы не психануть.
– Мне тоже дай, – просит Яся. – И что теперь делать будешь? Придется поговорить с ней. Или пойдешь заявление в полицию писать?
– Хорошая идея, – замечаю я, а моя собеседница хмурится:
– Да перестань. Она просто хочет твоего внимания.
– И я дал ей понять, что она его не получит.
– Да неужели, – хмыкает Яснорада, принимая от меня сигарету и сразу затягиваясь. Вообще-то, она не курит, но со мной – иногда да. Закуришь тут: не отношения, а сплошные американские горки. – Ты должен сказать ей об этом в лицо. Потому что когда вы виделись в последний раз, ты что ей обещал? Наказать ее! Да-да, я помню об этом.
– Блять.
– Вот именно.
– Это были необдуманные слова. Тупой эмоциональный выброс. Захотелось поиграть в мастера... не надо было. Но теперь, если я встречусь с ней, – она просто продолжит мной манипулировать.
– Окей, как скажешь, – Каштанка пожимает плечами и выпускает в ночное небо клубы дыма. Она устала спорить со мной. А я смотрю на нее и думаю: пора бы сказать, что она мне не просто очень нравится, пора бы сказать, что я чертовски сильно в нее влюблен. Я уже давно прекратил сессии с проникновением и занимаюсь сексом только с ней одной. Но атмосфера сейчас так себе: мы только что говорили о моей бывшей нижней, которая помешана на мне и пыталась самоубиться. Не слишком романтично.
– Пойдем завтра вечером в ресторан? – спрашиваю я.
– Уже сегодня, – замечает с улыбкой Каштанка.
– Точно, уже сегодня.
– Пойдем.
Она тушит свою сигарету, а я притягиваю ее за талию, чтобы поцеловать, а потом мы вызываем сразу две машины: эвакуатор, чтобы отправить мой автомобиль в мастерскую, и такси, чтобы добраться до дома.
Вот только на следующий вечер мы никуда не идем, потому что до меня с незнакомого номера совершенно неожиданно дозванивается мать Ники, и я, растерянный и ошалевший, выслушиваю ее тираду в телефонной трубке.
– Я все знаю, молодой человек, – говорит она мне строго, но я на всякий случай уточняю:
– Что именно?
Рядом со мной стоит Яснорада, выражение лица у нее такое же ничего не понимающее, как и мое.
– Вы соблазнили мою дочь, силой заманили ее в опасную секту, где занимаются извращенными, небогоугодными сексуальными практиками...
– Это называется секс-клуб, – говорю я, невольно закатывая глаза от слова «небогоугодный».
– Мне все равно, как это называется. Это незаконное, нелегальное заведение, и я засужу вас, если только вы не возьмете на себя ответственность за то, что произошло с Вероникой.
– Каким образом я должен это сделать? – фыркаю я.
– Жениться на ней, конечно! Она из-за вас хотела покончить жизнь самоубийством, вы вообще осознаете, что вы натворили?!
– Она сказала, что это была случайность, – говорю я. – И что я тут ни при чем.
– Мне она сказала иначе.
– Ну конечно.
– Почему вы ее избегаете? – спрашивает женщина.
– Потому что между нами нет отношений и никогда не было. Я ничем ей не обязан. Потому что я никуда ее не заманивал, она пришла сама и подписала договор о неразглашении, между прочим. Потому что она
