– Вы… С вами такое случалось?
– Да, я служу своей стране. Своему правителю. Защищать их, а теперь и вас – мой долг.
Непоколебимая преданность Адхама поразила ее.
– Вы пришли за мной именно поэтому? Чтобы защитить меня?
– Вас шейх мог доверить только мне – он бы не отправил первого встречного на поиски своей невесты.
– Ну почему все думают, что меня обязательно нужно держать за руку, чтобы перевести из одной комнаты в другую? – Ею обуяли гнев и досада – казалось, она вот-вот взорвется.
– Потому что вы так ведете себя, – ответил Адхам сквозь зубы.
– Это нечестно. У меня никогда не было возможности самой принимать решения. Все думают, что я на это не способна.
– Если вы и дальше будете проявлять такую же мудрость, какую уже успели проявить, то тогда все понятно.
– Я не пытаюсь избежать своей участи и понимаю, чего от меня ждут люди, и даже знаю почему. Но несколько недель тому назад я вдруг кое-что осознала – я ни разу в жизни не была наедине с собой. Ни разу. Рядом всегда была охрана, которая следила за каждым моим движением, компаньонки, которые диктовали, что надеть, учителя, которые учили, как думать. Моя жизнь была предопределена, и я не могла что-то изменить. – Ее голос прозвучал натянуто. – Мне нужно было только время, чтобы понять, кто я такая.
В комнате эхом прозвучал звонок – принесли еду. Адхам встал и подошел к двери, набрал пароль, чтобы впустить разносчика. Через несколько минут он вернулся с двумя пакетами.
Изабелла попыталась отыскать в себе ту толику оптимизма, который переполнял ее, когда она села на поезд в Италии. В ее распоряжении был всего лишь вечер и несколько часов следующего дня. А поплакать она еще успеет – и будет. А сейчас она пыталась наслаждаться моментом, ужином, который выбрала она, а не королевские диетологи.
Адхам заглянул в пакеты, поставив их на стеклянный кофейный столик. От запаха, наполнившего комнату, живот Изабеллы заурчал еще сильнее. Но она не обращала на это никакого внимания, завороженно разглядывая руки Адхама. Они были такими мужественными, совершенно не похожими на ее собственные, – широкие и квадратные, золотистого оттенка кожи, с глубокими рубцами на костяшках.
Что он за человек? Откуда все эти шрамы? Он упомянул, что попадал в переделки, когда речь шла о жизни и смерти. Он-то жив, а вот что сталось с противниками? Но страха перед ним не было.
Единственное, что Изабелла знала наверняка, – это то, что хочет избавиться от этого человека. Ведь никто не нянчил ее брата, когда тот выходил в люди и наслаждался свободой. Никто не сомневался, что он вернется для исполнения своего долга. И она сделает то, для чего была рождена. Она всегда понимала, что не выйдет замуж по любви, даже до того, как ей выбрали Хассана в качестве мужа. Но это не означало, что ей хотелось сидеть за семью замками всю оставшуюся жизнь. Всего несколько коротких недель – вот и все, о чем она просила.
Изабелла откусила кусочек гамбургера и закрыла глаза от удовольствия. Гамбургер был гораздо вкуснее, чем она ожидала. Он имел настоящий вкус свободы. Медленно пережевывая мясо, она смаковала момент – и все, что было с ним связано.
Сдерживая слезы, она откусила еще. Неожиданно во рту появился сухой привкус, а в желудке почувствовалась тяжесть.
– Изабелла?
Она подняла голову и встретила пристальный взгляд Адхама. От того, что он наблюдал за ней так внимательно, ей становилось неловко. Ей не нравилось находиться под прицелом этих темных пронзительных глаз – создавалось ощущение, что они смотрят прямо в душу и видят каждое тайное движение ее мысли или переживания.
Она потупила глаза, уставившись на еду.
– Вы так напряженно думаете, Изабелла. Все эмоции читаются у вас на лице, – произнес он наконец.
– До свадьбы остается два месяца, – ответила она, пытаясь придать своему лицу как можно более беззащитное выражение, чтобы вызвать у него хоть какую-то жалость. – Два месяца и десять дней. У меня так и не было возможности сделать то, что запланировала. Я ни разу не была в кино или в ресторане. Я просто хочу… пожить собственной жизнью – прежде чем выйти замуж. – Она вглядывалась ему в лицо, надеясь увидеть там хоть какое-то сострадание. Взамен только пристальный взгляд черных как уголь глаз. Между ними была воздвигнута стена, и она прекрасно это ощущала. – Можно?.. Можно мне сделать хоть толику этого – вместе с вами? – настойчиво продолжала она, а сердце колотилось все чаще.
Эта просьба вызвала у него по крайней мере хоть какую-то реакцию – он слегка приподнял бровь.
– Я вам не нянька, амира. – Арабское слово, обозначающее «принцесса», было произнесено с насмешливыми нотками.
– А я не ребенок.
– Я здесь для того, чтобы вернуть вас жениху. После того как вы завтра увидите Эйфелеву башню, мы полетим обратно в Умарах. Вы вернетесь во дворец, и я передам вас во всемогущие руки великого шейха.
Выражение его лица повергло ее в отчаяние – оно было пустым, но суровым.
– Но… – Изабелла откусила еще один кусочек гамбургера, пытаясь не заплакать. Только не перед Адхамом. Иначе он мог подумать, что она действительно была маленьким глупеньким ребенком, который сам не знает, чего хочет.
Хотя это было почти правдой. Она действительно не знала. И сейчас поняла это. Она не знала ни того, что ей нравится, ни того, что ей не нравится, ни каковы ее нравственные ценности. Она любила только то, что ей говорили любить. А говорили ей то, что было для нее лучше всего.
Она ужаснулась при мысли о том, что может совершенно потеряться, если в ее жизни все изменится – окружающая обстановка, люди. Это было еще одной причиной, почему ей было нужно время – время на поиски себя.
Глубоко вздохнув, Изабелла попыталась улыбнуться. У нее было мало времени, чтобы выработать план, и она не могла поставить под угрозу такое хорошее начало – он не должен был заподозрить ее замысла.
– Я устала, – сказала она. И это было правдой.
– Вы можете лечь в комнате для гостей, – произнес Адхам, указывая на дверь напротив открытой гостиной.
Она положила остатки ужина на вощеную бумагу, сказав, что у нее пропал аппетит, и встала, пытаясь поднять свой розовый чемодан.
Адхам наклонился и положил руку на чемодан – поверх ее руки. Прикосновение обожгло ее, и пламя разлилось по телу. Изабеллу поразило, насколько горячей была его кожа.
– Я сам, – бросил он, поднимая чемодан. Его рука была все еще поверх ее. – Это называется благородством, а не прислуживанием.
По лицу разлилось тепло, в висках застучала кровь.
– Я не знала, что вы считаете себя благородным рыцарем.
– Вообще-то я не считаю себя таковым. Хотите позвонить родителям? Сообщить им, что вы в безопасности?
